Вадим Охотников - В мире исканий Страница 36

В этот момент оба мы попадаем в длинную полосу лунного света. И мне удается наконец рассмотреть предмет, находившийся у него в руках. Удивило это меня совершенно невероятно. Ну, как вы думаете, что это оказалось?

Лейтенант посмотрел на нас загадочно и принялся закуривать новую папиросу.

Никто не отвечал на его вопрос. Все с любопытством глядели на рассказчика, погруженного в облако табачного дыма. Не дождавшись ответа, лейтенант продолжал:

— «Удивительное дело, — думаю: — зачем ему это нужно? Почему бы не бросить? Ведь бежать-то ему весьма неудобно».

К сожалению, долго думать мне не пришлось: на повороте я, поскользнувшись, падаю на пол.

Поднимаюсь. Злоба нарастает ужасная. Стрелять нужно было, что ли?.. Эх, черт! А тут, слышу, хлопнула выходная дверь. Это, значит, убегающий выскочил наружу. Ну, я, конечно, за ним. Только какое там может быть преследование! Сразу начинается густой парк. Луну окончательно заволокло тучами. В общем — удрал!

Постоял я немного. Послушал. Ничего не слышно, кроме шума деревьев и тиканья метронома… Оставалось только выругаться и запереть дверь с помощью подпорки из найденной тут же деревянной доски.

Да, неужели я не рассказал вам, что за предмет утащил этот тип?

Представьте себе… несколько кусков стекла от разбитых плафонов!

«Что такое? — думаю. — Зачем они ему?..»

Слушатели, улыбаясь, переглянулись.

— Да… — продолжал лейтенант. — Просыпаемся мы, значит, утром и идем с Петей, чтобы осмотреть, так сказать, место ночного происшествия. Поднимаемся на второй этаж.

«Может быть, он целый плафон украл?» говорит мне Петя, разглядывая черепки, лежащие на полу.

Нужно сказать, что я именно здесь впервые заметил, каким необыкновенно серьезным стал мой Петя. Стоит, разглядывает осколки с глубокомысленным видом.

«Умозаключения строит, — думаю я. — Вроде Шерлока Холмса. Ну что же, дело интересное. Я и сам, признаться, люблю такие вещи. Пускай себе…»

Однако Пете, видно, скоро надоело копаться в мусоре. Мы подошли с ним к окну, откуда был виден упавший накануне самолет.

«Знаешь что? — говорит мне Петя неожиданно. — Я, пожалуй, пойду посмотреть на подбитый «Юнкерс» вблизи. Не хочешь ли со мной пройтись?»

«Да ну его! — отвечаю я. — Зачем он мне нужен! Иди, если хочешь…»

Петя уходит, а я остаюсь один. Продолжаю смотреть в окно. Стою и вначале ничего особенного не замечаю. Проходит некоторое время; по моим расчетам, Петя должен был уже подойти к самолету. Присматриваюсь… и не верю своим глазам. Ошибки никакой быть не может. У самолета находится тот самый тип, за которым я гнался сегодня ночью. Узнаю его по фигуре, по манерам. Ходит очень торопливо вокруг самолета и как будто что-то высматривает.

Вот, вижу, поворачивается ко мне боком и тычет пальцем в хвостовое оперение… Что тут будешь делать!

Дальнейшее поведение этого субъекта стало уж совсем подозрительным. То ли он увидел приближающегося Петю или по каким-либо другим побуждениям — только, вижу, заметался от хвоста к винтомоторной группе и обратно. Я даже не сразу сообразил, что он делает. Оказывается… понимаете!.. меряет, подлец, самолет рулеткой. Торопливо как-то тянет ленту вдоль фюзеляжа. Вот странное дело!

Ну, а Петя, естественно, показался наконец на виду и идет к самолету.

«Вот незадача! Чем бы его предупредить?» думаю.

Вы легко поймете мое беспокойство, если вспомните, что диверсантов и шпионов засылали к нам в то время в изрядном количестве.

Бежать к Пете на помощь, что ли?

Но вот вижу: Петя уже совсем близко у самолета. Остановился. Смотрит на манипуляции, производимые этим типом. Последний, заметив Петю, тоже остановился. Некоторое время глядят друг на друга. Затем…

В соседней комнате резко зазвонил телефон. Лейтенант извинился и поспешил к аппарату.

— Ну, и что дальше? — нетерпеливо спросил один из присутствующих, когда лейтенант возвратился.

Рассказчик медленно уселся на свое место и неторопливо осмотрел слушателей.

— Пока что ничего страшного и не произошло, — продолжал он спокойно. — Этот самый субъект неожиданно и очень быстро удалился. А Петя еще некоторое время походил вокруг самолета и возвратился в институт.

«Знаешь ли ты, кто это был? — спрашиваю я его. — Это ведь тот самый, за которым я гнался сегодня ночью!»

«Не может быть!» отвечает Петя.

Вижу, что мое сообщение произвело на него сильное впечатление.

«Что ты на меня с таким удивлением смотришь?» спрашиваю.

«Да так, знаешь, все это очень странно… Мне кажется, что…»

Вижу, Петя запнулся и чего-то не договаривает.

«Опять строит умозаключения», думаю.

«Ты что-нибудь заметил?» спрашиваю.

Молчит, представьте себе, и смотрит уныло.

«Ну и черт с тобой! — думаю. — Тоже сыщик!»

В этот день вечером, когда уже стемнело, но зажигать нашу фару было еще рано, Петя неожиданно с очень серьезным видом обратился ко мне.

«Не думаешь ли ты, — спрашивает он, — что между аварией фашистского самолета и порчей наших плафонов существует какая-то связь?»

«Очень возможно, — отвечаю, — что плафоны лопнули от взрыва, произошедшего на самолете».

«В том-то и дело, — продолжает Петя, — что на самолете никакого взрыва не было. Я это точно установил. Весь запас его бомб был израсходован, по видимому, раньше, или бомб у него вообще не было, а зенитный огонь, как ты помнишь, перед его падением отсутствовал».

«Ну, так отчего он мог погибнуть? — спрашиваю. — Наших самолетов в воздухе тоже не было — я их прекрасно узнаю по звуку, — один немецкий летал».

«Знаю, — говорит Петя, — что не было. Я много думал и все взвешивал и наконец пришел к совершенно твердому убеждению».

Он посмотрел на меня внимательно и говорит:

«Здесь существует какая-то тайна… Все это не просто так: и этот необыкновенный взрыв, слышанный нами, когда полопались плафоны, и гибель немецкого самолета, и появление человека, интересующегося даже осколками этих плафонов».

Этот разговор оставил у меня тогда тягостное впечатление.

Стою и думаю: «Что это он за несуразные вещи говорит?» А у самого какое-то беспокойство появляется…

Лейтенант задумался, как бы что-то вспоминая.

— Обстановка сильно влияет, — продолжал он, зажигая потухшую папиросу. — Представьте себе… Находимся мы только вдвоем в огромном пустующем здании. Темнота и мрак кругом. Ветер на дворе продолжает выть… Мне начинает казаться, что наверху опять кто-то ходит. Я, конечно, ничего не боюсь, но, безусловно, подвержен влиянию внешней обстановки, как всякий живой человек. Помню, что тогда от всего этого стало мне как-то очень не по себе. Однако не надолго. «Надо, — думаю, — перебить настроение».