Георгий Гуревич - Рождение шестого океана Страница 37

— Спешите, Чария, вам надо быть на площади, рядом с Унгрой, на виду. И постарайтесь, чтобы у вас были синяки.

— Синяки незаметны на темной коже. Я попробую добыть царапины.

Он уже почти шутил, успокоенный соучастниками. Отер пот; поправил галстук и вышел танцующей походкой. Тутсхолд и Сайкл прильнули к шторе.

Процессия уже выходила на площадь. Верховный жрец встал со своего трона. Головной убор на нем вспыхнул, как настоящее солнце.

Двенадцать жрецов, подняв над головой камни, выстроились попарно и двинулись навстречу Унгре.

— Который?—шепотом спросил Сайкл.

Глава двенадцатая

РЕШАЮЩИЙ ОПЫТ

За неделю до старта участников полета поселили в Серебряном бору на даче, всех четверых, и категорически запретили им приезжать на аэродром.

Они соблюдали строгий режим, под надзором врача: вставали в восемь утра, делали зарядку, за завтраком пили какао с молоком (привередливый конструктор Иринин, морщась, вылавливал пенки). Гуляли, читали, занимались гимнастикой, после обеда лежали в гамаках часа полтора, затем Сергей играл в шахматы с Ирининым, а Валентин с летчиком — в городки. В десять вечера ложились спать. Врач не разрешал им отлучаться, не разрешал звонить на аэродром, даже не подпускал к телефону.

— Но поймите, доктор, так гораздо хуже, — возмущался Валентин. — Мы сидим здесь взаперти и гадаем, что там напортят без нас. Я совершенно извелся.

— Не вижу, чтобы вы извелись, — отвечал врач невозмутимо. — Вы прибавили в весе восемьсот граммов и аппетит у вас превосходный. Полет готовят лучшие специалисты. Они прекрасно знают дело, вы обязаны им доверять. Сейчас мертвый час. Полежите в гамаке.

Вынужденный отпуск кончился 22 мая. На дачу пришли автомашины, присланные с аэродрома. Иринин, Туляков и Новиковы простились с врачом. «Кончилось ваше владычество, доктор»,— сказал неблагодарный Валентин.

Было это в середине дня. Флегматичный Сергей устроился на заднем сиденье подремать, а Валентин сел рядом с шофером, волнуясь немного и сердясь на себя за это. Он чувствовал себя, как артист, выходящий на сцену. На него устремлены все глаза, он подготовился, знает роль... а вдруг споткнется.

Пожалуй, это был величайший экзамен в Жизни. Два года в Новосибирске и почти год в Москве готовились они к сегодняшнему дню. Закроешь глаза, и в памяти мелькают отрывочные кадры. Вот Ученый совет — академики, профессора. Столько знаменитых людей собралось судить двух самонадеянных молодых инженеров. Глебычев выступает резко: «Мы не имеем права, товарищи, поддерживать своим авторитетом необоснованное предложение. Мы не имеем права, товарищи, уводить научную работу с перспективного пути, обманывать народ несбыточными надеждами...»

Но Глебычев оказался в меньшинстве. Ученый совет принял решение: «провести опыт... ассигновать на него...» Кровь бросилась в лицо Валентину, когда он услышал сумму. Такие средства — им! А если впустую? За всю жизнь не отработаешь. Легко было уверять Сергея: «Конечно, ток пойдет». Легко было отдать два года своей жизни. Но взять у народа такие деньги и обещать успех! Полно, уверен ли сам Валентин, что ионосфера не преподнесет неожиданностей?

Потом в их жизнь вошел знаменитый конструктор Иринин, худенький, большелобый, с седыми висками. Он просмотрел чертежи Новиковых — четырнадцать листов с перечнем деталей, подсчетом веса и стоимости, — болезненно морщась, как дирижер, услышавший фальшивую ноту. «А центр тяжести? — простонал он. — Вы же опрокинете ракету на старте».

Начались дни, вечера и ночи совместной работы. Иринин нервно давил папиросы в пепельнице, листал книги, барабанил пальцами по стеклу. «Никуда не годится! — вздыхал он. —Хитроумно и сложно! Все сложные машины непрочны. Конструкция должна быть проста, проста, как пушкинская отрока, так проста, чтобы любой дурак сказал: «Над чем же вы голову ломали? Так и надо было делать с самого начала».

— Никуда не годится, — вздыхал он через неделю. — Неуклюже! Топорно! Конструкция должна быть изящна. Некрасивые птицы не летают —это закон природы. И некрасивые самолеты тоже не летают, уверяю вас.

Наконец проект составлен. Но надо еще воплотить его. Новиковы познакомились с гулкими заводскими цехами, наполненными металлическим лязгом и запахом сварки. На одном заводе дело не ладилось. Цеховой инженер попросил Валентина выступить перед рабочими...

Рабочие им поверили, ученые поверили, тысячи людей из-за них трудились, народные деньги они истратили...

Неужели зря?

Вокруг ионоплана шла обычная предотлетная суета. Подъезжали и отъезжали грузовики-цистерны, сновали рабочие и техники, перекладывали какие-то ящики, что-то еще проверялось, исправлялось, перемещалось. И всей этой работой распоряжался широкоплечий басовитый полковник Рокотов. Это был известный полярный летчик, в прошлом герой рекордных перелетов. Сейчас он стал сед и грузен, из чемпиона превратился в тренера, сам не летал, но снаряжал все важные перелеты.

Рокотов ступал по земле уверенно, несколько тяжеловесно, говорил веско и коротко.

— Прошу в кабину, — сказал он Новиковым. Его «прошу» звучало, как приказание.

Небольшая цилиндрическая кабина была заполнена ящиками, баллонами, приборами, механизмами. Возле круглых окон стояли два вращающихся кресла. Перед ними располагались пульты с разноцветными кнопками.

— Термометры. Радиопередатчик. Локатор, Спектрограф. Счетчик космических лучей, — показывал Рокотов. — Вот справочники. Тут журнал наблюдений. Графы заготовлены, вам остается только заполнять их. Вот скафандры. Просим не снимать для безопасности. Рукавицы мягкие, в них можно работать. В ящичке — НЗ—шоколад, консервы, фруктовые соки, термос с бульоном, другой — с кофе. В этой коробке пирожки, жаренные в масле. Ваша тетя, Валентин Николаевич, сообщила, что вы предпочитаете домашние пирожки, и изготовила их лично сегодня утром.

Валентин густо покраснел.

— Я очень благодарен... Но зачем же такое беспокойство? Право, я мог обойтись...

Рокотов строго взглянул на Валентина, как будто хотел сказать: «Я вам не любезности делаю, молодой человек, а организую полет особой важности. У нас высокий класс обслуживания».

А у Валентина в голове все вертелось: вдруг полет отменят в последнюю минуту, вдруг обнаружится трещина и придется ремонтировать обшивку, вдруг у него поднимется температура и врач не разрешит лететь?

Только когда снаружи захлопнули герметическую дверь, и прочная металлическая стенка отделила Валентина от остального мира, он успокоился. Так или иначе, годы предположений кончились. Через несколько минут они будут в ионосфере и узнают наконец, пойдет ли ток или нет?