Тим Пауэрс - Ужин во Дворце Извращений Страница 37

— Возможно, — согласился Ривас, не особенно задумываясь над тем, что она говорит. — А теперь, с твоего позволения, я бы… — Он осекся, ибо посмотрел в окно на противоположной стене и не увидел за ним ничего, кроме звездного неба… а во всем Эллее не найти места, с которого открывался бы ничем не нарушаемый вид на небо. Ну, разве что с самых высоких башен. Он встал, сделал несколько глубоких вдохов, подождал, пока голова перестанет кружиться, потом подошел к окну и выглянул.

В стеклянной равнине, испещренной там и здесь недлинными, в несколько ярдов, трещинами, отражались яркие звезды; в некотором отдалении стекло отделялось от неба прямой белой линией стены. Только тут он вспомнил о своем решении следовать за Ури дальше, в город, о своей встрече с Фрейком МакЭном, о штуковине, сооруженной из старого хлама, которая, однако, двигалась и говорила… Ничего из произошедшего после этого он не помнил, но девчонка явно угадала верно: он, должно быть, пытался бежать, но его догнали…

Пожалуй, даже и к лучшему, что он ничего не помнил.

В конце концов, он отвернулся от окна и посмотрел на фигуру у своей кровати, на эту девчонку.

— Извини, — сказал он. — Я, наверное, не совсем еще пришел в себя. Я… я забыл, где мы находимся.

— Я бы тоже с радостью забыла это, — сказала она.

— Что ты… то есть мы… делаем здесь?

— Ну, — она развела руками, — работаем. Тут много машин, за которыми нужен уход, а гелиевые шары вечно приходится латать…

— Гелиевые шары?

— Ну да, такие здоровенные древние штуки, с которых наблюдают за побережьем. Мне эта работа не нравится, я всегда обжигаюсь паяльником, а от клея тошнит.

— А… — Она, конечно, имеет в виду шары на горячем воздухе, подумал он.

— А еще мы делаем хлам-людей, чтоб те выполняли самую тяжелую работу, хотя, мне кажется, мы делаем их не так хорошо, как полагалось бы. Говорят, Господь утомился от всего и уже не так следит за тем, чтобы все делали на совесть. И еще там, на пляже, чинят старые лодки и строят новые. Тебя, наверное, туда и пошлют.

Что-то двигалось вдали, на стеклянной равнине, и Ривас повернулся к окну. За ним, ярдах в двухстах от дома, устало ковыляло существо. Больше всего оно напоминало огромную бракованную куклу, сделанную из натянутого на проволочный каркас папье-маше, которую потом слегка опалили на огне, и оно тащилось на ногах разной длины — медленно, словно ему поручили работу, на выполнение которой уйдет несколько столетий.

Ривас повернулся к девушке, ощущая себя ребенком, заблудившимся в странном, холодном доме.

— Ты говорила… — начал он, но голос его сорвался, и ему пришлось начать сначала. — Ты говорила, тебя вставят в одного из тех, кого ты сама собирала. Что ты имела в виду?

— Что хорошо Господу, худо для простых людей, — сказала она. — Мы здесь болеем — здесь, и, я слышала, в его храме, что в городе-побратиме, тоже. Волосы выпадают, и начинаются… ну, типа, язвы по всем ногам… и еще, кто беременный, то скоро выкидыш… и вот когда мы делаемся совсем уж плохие, что вот-вот помрем, он — Сойер то есть — вставляет нас… в хлам-людей. — Она снова заплакала. — Их зовут хлам-людьми, даже если внутри девушка. Да и разницы никакой уже…

Ривас тяжело дышал.

— Какого черта, вы что… даже убить себя не можете, на худой конец? Боже, ведь вам разрешают пользоваться инструментами, так ведь?

— Угу, — всхлипнула девчонка. — Но… это ведь грех — самоубийство. Хотя почему-то тут, в городе, не очень-то заботятся, что грех, а что нет… ну и потом, они… хлам-люди то есть… ну, живут-то они, типа, вечно.

— Что ж, хоть это хорошо, — пробормотал Ривас. — Слушай, сюда не попадала пару дней назад одна девушка? Стройная, темноволосая, с… то есть, я хотел сказать, темноволосая женщина… — Он попробовал вспомнить, какой успел на мгновение увидеть Ури позапрошлой ночью в Шатре Переформирования. — Немного тяжеловата, — добавил он неуверенно.

— Все фургоны до твоего — неделю, наверное, — сюда не заезжали. Их всех заворачивали на юг — мужчин строить лодки, а женщин переправляли прямиком в город-побратим, в храм… туда, где сейчас сам Господь… ну, продвинутых, конечно, сразу в истекальные избы.

— А где этот город-побратим?

— Не знаю. Давай лучше обратно по кроватям. Они не любят, когда мы разговариваем друг с другом.

— Но хоть на севере или на юге? Город-побратим? — добавил он, не особенно надеясь получить ответ, поскольку видел ее пустой взгляд.

— Ох, да не знаю же. — Она зевнула и полезла обратно к себе в кровать.

Ривас выглянул в окно. Хромоногая штуковина превратилась в небольшую, двигающуюся рывками по стеклянной равнине точку.

— А что происходит в этих… как ты их назвала — истекальных избах?

Доски под ее матрасом скрипнули, когда она повернулась набок.

— Ох, — она снова зевнула. — Там истекают.

— Чем?

— Кровью, наверно.

Ну да, подумал Ривас, не спеша лечь в свою кровать. И чего это я спрашивал?

— Наверно, завтра, — сонно пробормотала девушка. — Тебя отведут в поселок на берегу, — добавила она, когда он уже оставил надежду услышать от нее что-нибудь еще. Потом она снова помолчала с минуту. — И закуют ноги в цепи.

Вот, значит, как, подумал Ривас. В цепи, говорите. Но, конечно же, Грег, это всего до тех пор, пока ты не исхудаешь настолько, чтобы сунуть тебя в хлам-человека. Боже мой. Ладно, сматываюсь сегодня же вечером.

— Ну конечно, — сказала девушка так сонно, что Ривас понял: это заявление на сегодня последнее, — если тебя сделают доверенным, тогда только одну ногу.

Вряд ли это изменит мое решение, детка, подумал он. Он вернулся в постель и лежал до тех пор, пока не исполнился абсолютной уверенности в том, что лысая девчонка уснула. Тогда он тихо встал и на цыпочках прокрался по проходу. Дверь была заперта, но отжать язычок замка острием ножа оказалось минутным делом. Местные власти явно не ожидали, что у обитателей палаты найдутся инструменты… или хотя бы инициатива.

Он осторожно выглянул из-за косяка — сначала одним глазом, потом высунул голову. На улице было светлее, чем внутри: ярко светили звезды, и ему показалось, что из-под стекла тоже исходит слабое свечение. Ни одного хлам-человека в поле зрения не обнаружилось.

Справа виднелся все тот же ровный, неземной пейзаж, который он видел из окна, зато вид слева, то есть с южной от него стороны, был немного привычнее. Множество похожих на казарму хибар, явно совершенно идентичных той, из дверей которой он сейчас выглядывал, длинными рядами уходили в темноту.

Он заметил, что каждый барак отбрасывает тень, но эта тень слабо светится, словно тень от дома на фотографическом негативе. Приглядевшись, он понял, что «тени» эти представляют собой ровные борозды чуть шероховатого стекла, в котором тоже отражались звезды и из-под которого льется слабый, рассеянный свет. Выходит, бараки стояли на стекле без фундаментов и постепенно сползали, подгоняемые ветром, к морю словно армада старых, неповоротливых кораблей.