Вогт Ван - Блеск грядущего Страница 37

— Послушай, парень, — мрачно заявил Ишкрин, — вся история с твоим здесь появлением совершенно нелогична. Что-то здесь не так. Я пока не знаю, чем мы сможем тебе помочь, но все, что в силах науки, можем предоставить в твое распоряжение.

Орло глубоко вздохнул.

— Я тут подумал, что во время того, когда будем вести разговор на общие темы, можно было бы писать друг другу записки. Мне кажется, можно объединить эти две вещи. А перед тем, как отключится ваш аппаратик, я хочу задать вам свой первый настоящий вопрос: сколько лет Лильгину?

— Господи Боже! — сам не желая того, воскликнул МакИнтош.

Ростен зажал рукой рот, призывая его замолчать.

Орло поднял вверх большой палец.

Арджер кивнул и снова сгримасничал.

Все это было очень просто, и, в то же время, чрезвычайно сложно. Каждый теперь сидел с блокнотом на коленях и, то быстро-быстро черкал, то задумчиво водил по листку ручкой, в то время как кто-нибудь из них говорил. Орло казалось, что речевая часть была исключительно дурацкой. Это его немного беспокоило. Его задачей было упомянуть о каждой группе научных дисциплин, и чтобы каждый из четырех приглашенных высказал свое мнение о том, кто из имеющихся в Коммуникационном городке экстра-специалистов мог бы принять участие в исследованиях.

И, хотя это было всего лишь маскировкой, в то же время ему хотелось, чтобы весь разговор выглядел достаточно правдоподобным для тех, кто его подслушивает, а тут уже можно было рассчитывать на какой-то момент обдумывания.

К этому моменту практически у всех листки были заполнены. И тогда Орло решил, что моментов молчания будет два.

Но написанное было фантастикой!

«Сколько лет Лильгину? Какие будут мысли?»

«Человек, которого я встретил вчера за ужином выглядел лет на сорок, не больше.»

«Он всегда так выглядит.»

«Всегда — это очень долгое время. Поточнее.»

«Режим существует уже 106 лет. Последнее наследование имело место 32 года назад. Так что, если в то время ему было тридцать лет, сейчас ему шестьдесят два; с помощью новейших протеиновых инъекций он может выглядеть как сорокадвухлетний.»

«Кем был предыдущий диктатор?»

«Насколько нам известно, наследование идет по схеме дед — отец — сын, всех звали одинаково.»

«Могу предположить, что все они были немного похожи?»

«Фотографии показывают некоторое сходство, но не слишком.»

«Вы не знаете никого, кто бы помнил отца?»

«Нет, всех тех, кто знал его отца, сын убил.»

«А как насчет Йоделла, Мегары?»

«Ну, можно предположить, что они отца знали, но остались в живых. Не следует забывать, что это самые большие сволочи во всем дворце.»

«А как объясняется то, что диктатура передается по наследству?»

«Насколько я слышал, в ранние дни нового, идеального общества оппортунисты, контр-революционеры, буржуазные фальсификаторы, уклонисты, люди с узким пониманием реализма, всякого типа националисты и так далее боролись за то, чтобы новое государство очутилось в тупике. Было решено, что в решающие годы становления первой, по-настоящему революционной цивилизации не должно быть никакой борьбы за власть…»

Орло улыбнулся, прочитав последнюю записку, и написал:

«Вы знаете жаргон даже лучше, чем я. Ну, да ладно, есть у нас кто-нибудь, кто бы знал об этих протеиновых уколах, замедляющих процессы старения?»

Ишкрин покачал головой и быстро черкнул:

«Чем мог бы заниматься специалист такого рода в Коммуникационном городке?»

Это была правда, но… Орло поднял руку.

— Господа, — сказал он, — меня посетила мысль, что вся история опровергает концепцию одинаково компетентных, жестоких и сволочных деда, отца и сына. У меня такое чувство, что здесь мы имеем не только удлинение жизни протеиновыми уколами, но и всего одного человека, находящегося у власти все эти 106 лет. Теперь, как мы можем доказать или опровергнуть это? И где изобретатель бессмертия для Мартина Лильгина. Или, скорее, где он берет эти уколы и кто готовит для него текущую дозу препарата?

Оживленная дискуссия по данному вопросу могла затянуться на дольше, чем можно было позволить. Но Орло краем глаза следил за своими часами, и внезапно он поднял руку. Арджер тут же отреагировал на сигнал и кивнул, после чего Орло сказал:

— Господа, сейчас без двадцати трех минут семь. А мне обязательно нужно попасть кое-куда до семи часов. Думаю, что и вам тоже пора. Так что…

Он поднял большой палец на руке.

Арджер кивнул и состроил обязательную гримасу.

Ишкрин еще сделал последнее, совершенно идиотское заявление о возможности сотрудничества между учеными Коммуникационного городка и «конторой» Орло. Да, он так и сказал: конторой.

Орло решил не посвящать в происходящее своих сотрудников и отправил ученых через свои тайные ходы. После этого он быстро покинул свою штаб-квартиру. При этом он думал: «Нельзя допустить, чтобы хоть одна душа узнала обо всех, включенных в действие. И сам Лильгин не должен быть исключением.»

Диктатор обладал одним свойством, хоть в чем-то похожим на альтруизм. Он отдавал, или только притворялся, что отдавал, честь своим коллегам по Президиуму. В специальном Алькове по пути к обеденной комнате были портреты всех тех, кто когда-либо был членом Верховного Президиума.

Орло верил, что это выражение чести наполовину было притворством. Суть же была в том, что за многие годы у диктатора появилась проблема с провалами в памяти. И портреты стали напоминанием о деталях, которые он старался не забывать. Человек, забывающий своих врагов и предъявленные против них обвинения, находился в постоянной опасности.

Альков был слабо освещен. И действительно, перед каждой нишей, где фотографии были помещены таким образом, что зритель, желающий осмотреть ее, должен был встать прямо напротив, горело по свече. Те же, кто просто пробегал через альков, не то что не замечали отдельных лиц, но вообще могли не обратить на них внимания.

Но свечи — как гласила история — были обращением к древнему символу благодарности, привязанности и выражения дружеских чувств. Более того, маленький огонек символизировал право на уважение за все заслуги. От свечек, опять же, исходило чувство тепла, сердечности, как воздание заслуг за верность, постоянную готовность к действию и громадную пользу для всех тех, перед чьим портретом они мерцали.

Было без четверти семь, когда Орло осторожно шел по Алькову. Он притворялся, будто находится несколько не в себе, несколько раз останавливался, прижимаясь спиной то к одной, то к другой стенке. Полузакрыв, или полуоткрыв, глаза, он делал вид будто бы глубоко о чем-то задумался.