"На суше и на море" - На суше и на море. Выпуск 11 (1971 г.) Страница 38

А я с тех пор живу ожиданием новой встречи. Мне о стольких вещах надо еще спросить у них!

Порою, однако, меня сдавливает острая тоска, наваливается отчаяние. Правда, такие минуты - кратки, и они, наверное, от все усиливающегося желания снова видеть и х и говорить с н и м и. В такие минуты я спрашиваю себя:

«Неужели все это - было? Может, в самом деле - сон, галлюцинация?…»

Было ли? Как только это сомнение начинает закрадываться в мой ум, я достаю из потайного кармана металлический шарик и смотрю на него. (На анализ я все-таки его носил - и едва спас, насилу вырвал из хищных лап физиков и химиков. Если бы вы видели, как они уцепились за этот кусочек металла, когда анализы показали, что перед ними - нечто невероятное и науке совершенно неизвестное!) Он согревает мои ладони - и бодрящее тепло от него струится по всему телу.

Было ли это? Я вспоминаю ясную улыбку Сергея, темные, немного печальные глаза Зенда, исчезающий в небесах огненный шар - и тихий внутренний голос отвечает мне: «Больше верь себе!» Да и почему - не верить? Что абсурдного или сверхъестественного в идее о многоплановом мироздании? Почему не допустить, что инопланетяне - существа из и н ы х п л а н о в Сверхвселенной - приходят к нам время от времени?

В самом деле: почему бы нет?

Гурский Олег Николаевич. Родился в 1928 году в гор. Армавире. Окончил факультет журналистики МГУ, член Союза журналистов СССР. Публиковаться начал с 1941 года. Рассказы-фантазии и статьи О. Гурского неоднократно публиковались в альманахе «На суше и на море». В настоящее время автор продолжает писать в жанре фантазий и философских фантазий, работая над серией повестей, рассказов и статей. Занимается поисками и в теории современной фантастической литературы; в частности увлечен идеями о так называемой «преднаучной фантастике», «фантастике исторического оптимизма», «фантастике серьезного мышления»; вопросами соотношения и взаимодействия науки, философии и фантазии в ее литературном и других выражениях.

Михаил Грешнов ДОРОГОСТОЯЩИЙ ОПЫТ

– Итак, вы согласны, Гарри! - Профессор Баттли говорил несколько торжественно, как на ученом совете, хотя в комнате было всего три человека. - Вы предоставляете себя в наше распоряжение и получаете после завершения опыта пятьдесят тысяч долларов. Вы согласны на эксперимент добровольно.

Гарри, за весь разговор не поднявший глаз от стиснутых рук, сделал попытку взглянуть на профессора:

– Добровольно, - подтвердил он.

– Но… вы понимаете?

– Понимаю, сэр. Это опасно.

– Поэтому мы и оплачиваем риск кругленькой суммой.

– Да, - кивнул Гарри.

– И требуем выполнения нашей программы полностью.

– Я выполню ее, сэр.

Третий участник беседы, Глен Эмин, молчал. По его бледному лицу трудно было судить, одобряет он разговор или нет. Только пальцы, барабанившие по канцелярской папке с бумагами, выдавали его волнение. Это он привел Гарри Польмана, бывшего друга по колледжу, в кабинет профессора Баттли, где начался разговор на не совсем обычную тему. Предложение Гарри от имени профессора тоже было сделано Гленом. Гарри дал согласие сразу, как только услышал о сумме в пятьдесят тысяч долларов. Сейчас разговор шел о контракте.

– Я бы хотел… получить аванс, - сказал Гарри. - И скорее покончить с этим.

– Аванс получите завтра. Как только договор будет подписан.

– Мистер Баттли… Мне нужно сейчас, - почти с отчаянием сказал Гарри. - Хоть немного наличными.

Глен уловил нотку страха в голосе Гарри. И видел причину этого: Гарри боялся, что не получит ни цента. Лицо профессора выразило брезгливость: просьба Гарри была не джентльменской просьбой. Но ведь Гарри и не джентльмен! Когда профессор вынимал из кармана две пятидолларовые бумажки, Глен заметил, как нетерпеливо шевельнулись пальцы Гарри.

– До завтра… - сказал Баттли, давая понять, что разговор окончен.

Выходя с Гленом на террасу главного здания, после того как Гарри ушел, Баттли все с той же брезгливостью, будто перешагнул через ушат с помоями, проговорил:

– Пойти на риск из-за пачки долларов. Бр-р!… Однако, - повернул он к Глену крупное породистое лицо, - опыт дорогостоящий, Глен, заметьте!

Баттли презирал деньги, и в этом Глен не понимал его. Может, потому, что деньги доставались шефу легко? Впрочем, не так-то легко, - институт не бросал ассигнований на ветер. Баттли просто удачлив: ему первому удалась пересадка человеческого мозга, он первый синтезировал плазму крови. Тут Глен Эмин знал профессора лучше - это был смелый и неутомимый экспериментатор. Если он был на верном пути, он напоминал гончую, рвущуюся по следу. Для Баттли тогда не существовало ничего, кроме цели. Но он презирал деньги и людей, которые тянулись к деньгам, - словно не знал, что они иногда бывают нужны, как воздух.

– Кто финансирует опыт? - спросил Глен.

– Безразлично кто, - ответил профессор. - Мне нужен опыт, нужны результаты, Глен!

В этом и был весь Баттли, тщеславный, а иногда и жестокий. Напал на след и теперь будет рваться вперед, не оглядываясь по сторонам.

Опыт ставился тайно. Ни одна из научных ассоциаций не дала бы на него разрешения. А идея была заманчивой: перекинуть мост между животными и человеком. Естественно, для этого был выбран дельфин. Не потому, что дельфин самое смышленное из животных, самое доброжелательное к людям и вообще самое, самое… - об этом теперь пишут в газетах. А потому, что с изобретением биометилтонала - сокращенно БМТ - кровь теплокровных животных можно было по составу приблизить к человеческой крови. И здесь это «самое» ближе всего подходило к дельфину.

Изобрел БМТ Глен Эмин. А Баттли переманил его к себе в лабораторию. Опять-таки - за высокий оклад. Вот почему сейчас, когда они шли по террасе, Глен ненавидел шефа и сочувствовал Гарри Польману. Купив Глена за деньги, Баттли презирал его не меньше Гарри. Только не показывал этого открыто - Глен нужен ему для успеха. Из всего, что могло пощекотать самолюбие, Баттли предпочитал успех. Так было с изобретением БМТ; в устах всего ученого мира ходили легенды о лабораториях Баттли и, естественно, упоминалось только его имя. Но аппетит приходит во время еды. Баттли хотел большего, был задуман эксперимент «Меркури».

У одного из русских фантастов описан таинственный сад доктора Сальватора, где в окружении каменных стен проводились невообразимые опыты над животными: пересадка голов и других частей организма от одной особи другой. Нечто подобное было с комплексом лабораторий Калифорнийского исследовательского института. С запада лаборатории граничили с океаном, на востоке примыкали к скалистым обрывам Берегового хребта. Многомильная полоса побережья была рассечена проволокой на квадраты, там и тут защищенные от случайного взгляда металлическими щитами. В Калифорнии изгороди - дело обычное: огораживаются атомные заводы, виллы миллиардеров. Это не вызывает протестов и любопытства. Но здесь было кое-что, прикрытое большой тайной. И прежде всего - эксперимент «Меркури», в котором ставка была покрупнее, чем в других опытах: человеческая жизнь. Риск и опасность эксперимента были отлично известны профессору.