Джордж Мартин - Козырные тузы Страница 39

— А эта тетка не выкинет какой-нибудь фортель?

— Ничего, он и не с такими справлялся.

Блэк затормозил позади машины Кэррола, вышел из машины, открыл багажник, достал оттуда куртку и шляпу агента, потом вытащил «флейту» — так на жаргоне нью-йоркских полицейских называлась совершенно невинного вида бутылка из-под лимонада, наполненная спиртным, — и протянул вещи и бутылку коллеге. Тот с благодарностью ее принял. Детектив нырнул в багажник за портупеей Кэррола.

— Повезло мне, что ты оказался рядом, Лу.

— Угу. Это точно.

Блэк четыре раза выстрелил в Кэррола из его же пистолета, потом, когда тот упал, всадил ему еще две пули в голову. После этого он стер с пистолета свои отпечатки и бросил его на асфальт, подобрал бутылку и уселся обратно в машину. Может быть, если вокруг будет разлито спиртное, решат, что Кэррол остановился, чтобы приструнить какого-нибудь пьяного дебошира, а тот взял и убил его.

В машине пахло чизбургерами. Блэк вспомнил, что еще не ужинал.

Бездомная старуха проигнорировала кровать и улеглась спать на полу в углу. Хаббард сидел на стуле и внимательно разглядывал ее. Его кривая улыбка застыла, и лицо напоминало маску. Голова наливалась болью: попытка прочитать мысли неожиданной «гостьи» не прошла для него даром.

Все, теперь поворота назад нет, придется довести это дело до конца. Неудачный визит к капитану Макферсону стоил ему положения в ордене и благоволения Амона; теперь же у него появился шанс вновь завоевать утраченное доверие. Когда Хаббард сказал Блэку, что предупредил Амона, он солгал.

Если штуковина в мешке у чокнутой старухи сумеет привести в действие машину Шакти, то Амон станет не нужен, к тому же эта таинственная вещь сможет проглотить и самого Амона. В памяти Хаббарда возник старый храм, объятый огнем, — и Амон, шагающий сквозь пламя с последователями по пятам, как будто не слыша, как кричит он, Коулмен Хаббард.

Да. Ради такого стоит рискнуть.

Детектив второго ранга Гарри Матиас, известный в ордене как Иуда, поднял голову с подушки, затем сел в кровати.

— Она не туз. И то, что у нее в мешке, — тоже.

Хаббард мысленно обратился к нему.

«Я чувствую два сознания. Одно ее собственное — спутанное. Я не могу проникнуть в него. А второе — в сумке. Оно каким-то образом связано с ней… что-то вроде эмпатической связи. Это второе сознание тоже производит впечатление поврежденного. Как будто оно подстроилось под нее».

Иуда поднялся, его щеки пылали от гнева.

— Ну почему нельзя просто отобрать у нее этот чертов мешок, да и дело с концом?

Он подошел к старухе, протянул к ней руки.

В мозгу Коулмена как будто что-то включилось. Бездомная старуха больше не спала. Сквозь ментальную связь с Матиасом Хаббард ощутил, как тот заколебался при виде внезапно загоревшихся злобой глаз. Гарри потянулся за мешком. Комната мгновенно погрузилась в черноту.

Иуда исчез. Коулмен изумленно таращился на пустое место там, где тот только что стоял. В мозгу у него плескалась безумная радость женщины.

Гарри Матиас дрожал, губы у него посинели. Обрывок мишуры запутался в волосах, к подметке прилип кусок картона. Он очнулся на свалке на Кристофер-стрит, а двадцать минут жизни словно вычеркнули у него из памяти. Обратно он приехал на такси.

«Какое могущество!» — мысленно воскликнул Коулмен. Эта штуковина из мешка каким-то образом искажала пространство и время.

— Но почему мусор? — недоумевал Иуда. — Почему помойки?.. — Он заметил картонку и принялся отдирать ее от подметки.

— Думаю, она зациклилась на мусоре. — Хаббард кивнул, как бы подтверждая свои слова. — А эта штука, похоже, время от времени искривляет неодушевленные объекты. Я чувствую, что она сломана, — возможно, все дело именно в этом.

Нужно было срочно придумать какой-то способ приструнить старуху. Просто ждать, когда она опять заснет, не имело смысла. Отравляющий газ? А что, если…

— У тебя на работе есть транквилизаторное ружье? Иуда покачал головой.

— Нет. Может быть, у пожарных есть — на случай, если придется иметь дело со сбежавшими животными.

Идея окончательно оформилась.

— Я хочу, чтобы вы с Блэком раздобыли мне такое ружье.

Стрельбу он возложит на детектива — если та штука из мешка ответит, достанется Блэку. А потом, когда старуха уснет, Коулмен заберет это устройство…

Вот тогда-то он повеселится. Сначала — с сознанием старухи; у нее в голове, надо надеяться, осталось достаточно мозгов, чтобы понять, что с ней происходит. О да! Затем мощь найденного приспособления можно будет испробовать на людях, отловленных прямо на улице. А после этого, не исключено, что настанет и очередь Амона.

Он облизал губы. От нетерпения ему не сиделось на месте.

Легионы ночных жителей казались бессчетными. Нет, теоретически андроид знал о существовании городского дна, о тысячах людей, что влачили меж стеклянных небоскребов и домов из бурого песчаника существование, столь же далекое от образа жизни обитателей этих зданий, как и от жителей Марса. Сухие, абстрактные цифры почему-то не передавали подлинную картину: вот кучки людей греются у разведенных в урнах костров и передают из рук в руки бутылки, вот вспыхивающие огоньки рождественских гирлянд отражаются в глазах живущих в картонных коробках бездомных. Город как будто подпал под действие злых чар: часть горожан стала жертвами войны и разорения и превратилась в бездомных беженцев, а другой части словно пелена застлала глаза.

Андроид обнаружил двоих мертвецов — они уже успели остыть в своих газетных гробах. Находил он и других, умиравших и больных, и отвозил их в больницы. Иные убегали от него. Кое-кто притворялся, будто смотрит на фотографию старухи, крутил ее и так и сяк в отблесках огня, а потом требовал денег за свидетельство о том, что он якобы видел, хотя это была явная ложь.

Его задача казалась ему практически безнадежной.

Он продолжал искать.

Блэк с Хаббардом поджидали под запертой дверью гостевой спальни. Блэк потягивал из своей бутылки смесь рома с колой.

— Сны, парень. Немыслимые сны. Боже мой. Чудища, каких и представить себе невозможно: львиные тела, человеческие лица, орлиные крылья, все, что только можно вообразить, — голодные, и все желают сожрать меня. Потом появлялась эта громадная тварь, всего лишь тень, а потом… Боже мой. — Он нервно ухмыльнулся и утер влажный лоб. — Меня до сих пор в пот бросает при одном только воспоминании. Затем я понимал, что все эти чудища каким-то образом связаны, что все они — часть той твари. И тогда я просыпался — просыпался с криком.