Николай Шагурин - Рубиновая звезда (Сборник) Страница 39

Диктатор рвал и метал, но никаких следов злокозненного животного обнаружить не удавалось.

Однажды, когда Фуркаль устроил очередной разнос Ратапуалю за то, что он проморгал происходящее в стенах «Юниверсал электронике», Ратапуаль, не моргнув глазом,заявил:

— Извините, экселенц, но вы знаете, что я целиком был занят поисками черного кота…

Пошевелил, как кот, знаменитыми усами и сказал:

«Мяу!»

И ухмыльнулся, сукин сын…

9. ИСМАИЛИТ

В последнее время, еще до внезапного и загадочного исчезновения генерального конструктора, сотрудники нередко заставали его в так называемом сиреневом зале. Электронный мозг занимал отдельное шестиэтажное здание, и в сиреневом зале помещался пульт управления. Но Рун-Рин не работал, пальцы его не бегали по кнопкам и тумблерам, он сидел, опустив голову и устремив взгляд в одну точку, в глубокой задумчивости.

А задуматься было над чем. Прежде всего, все завершение работы было поставлено под удар. Деньги, предусмотренные на строительство «ЛА-5», давно были перерасходованы. А затраты росли и росли в геометрической прогрессии, и конца им не предвиделось. Большинство членов Совета директоров разочаровались в проекте и с опаской заглядывали в завтрашний день. Ситуация складывалась угрожающая. На последнем заседании Совета один из директоров, долбя, как дятел, сухим кулачком лакированную столешницу, взывал:

— Разве вы не видите, господа, что это бездонная бочка? Если мы будем продолжать в том же духе, фирма может обанкротиться!

Потом слово взял один из авторитетнейших директоров, огромный, как мамонт, спокойный и тихоречивый господин Сарки. В противность истерическим выкрикам своего предшественника он говорил медленно, запинаясь, но произведенный им анализ положения прямо-таки посеял панику среди коллег. С цифрами в руках он показал, как далеко зашло дело, и многие почувствовали себя, подобно азартному игроку, который, выйдя поутру из казино, обнаруживает, что у него в карманах не осталось даже пяти кодеров на стакан виски, чтобы смягчить горечь поражения.

— Я вполне согласен с предыдущим коллегой, — заключил он. — Э-э-э… да-с…

— Что же вы предлагаете? — в унисон прозвучало несколько голосов.

— «ЛА-5» — это заманчиво, слов нет. Э-э-э… Но, м-м-м, нужно быть слепым, чтобы не видеть, что мы зарвались…Тм-гм-гм. Нужно, э-э-э… законсервировать проект «ЛА-5», а в критический момент… гм-гм-гм — даже реализовать часть контрольного пакета акций…

…Да, Рун-Рин устал служить чужому богу. Эта усталость вызывала какую-то безнадежность, усиливаемую опасениями, что «ЛА-5», прежде всего, будет обращена на производство вооружений… (И атомную бомбу? Да, пожалуй, даже водородную…).

Рун-Рин чувствовал, что вокруг него образуется вакуум. Внезапно пропал его самый талантливый помощник — Биск де Рис. Как-то в компания инженеров он обмолвился: «Диктатор не более, чем Микки-Маус, возомнивший себя Наполеоном»…

Этого было достаточно, чтобы Рун-Рин и его коллеги никогда более не видели Биска.

Дюваль, по слухам, тайно эмигрировал. Однако Рун-Рин полагал, что искать его следует в застенках Ратапуаля.

И сам Рун-Рин интуитивно чувствовал над головой раскачивание Дамоклова меча.

Так в одно раннее, дождливое сентябрьское утро недалеко от дома, где проживал Хуссейн Мухаммед Исхак, остановился желтый спортивный «Ягуар» с заляпанным грязью номером. Из него вышел человек в пальто с поднятым воротником и нахлобученной на глаза шляпе. В руке он нес небольшой плоский чемоданчик, какие называются «атташе-кэйз», тай как такими обычно пользуются дипломаты.

Машину Рун-Рин одолжил у своего коллеги под предлогом, что его собственная неисправна.

Небольшой флигель помещался в глубине двора и принадлежал хозяину шикарного особняка, проводившему время на морском курорте.

Дверь флигелька открылась, и Рун-Рин оказался нос к носу с Хуссейном в его обычном пестром халате и зеленой чалме.

Рун-Рин приветствовал его условным знаком и словами «Либертасиа у демократида», что на микроландском диалекте означало «Свобода и демократия». Хуссейн отвечал тем же. Потом отступил на шаг, и на лице его отразилось нескрываемое волнение.

— Вовремя, друг! Ты знаешь, что тебе нужно немедля уходить?

Исмаилит показал ему объявление о розыске, доставленное ему рабочим типографии, работавшим в ночной смене.

— Утром эта бумага будет красоваться на всех стенах.

— Считай, что я уже ушел, — ответил Рун-Рин, помахивая чемоданчиком-портфелем.

— Рано пташечка запела, — бросил сквозь зубы исмаилит. Ты еще в когтях у тигра.

Он посмотрел на часы.

— Через два часа сюда явится гость. За это время ты должен перевоплотиться.

Хуссейн открыл дверь в соседнюю комнату и позвал:

— Месье Антуан!

Оттуда, как чертик из табакерки, бойко выскочил маленький смешной старичок. На седой его шевелюре был зачесан старомодный кок.

— Рекомендую тебе, Тило: месье Антуан Бидо, волшебник ножниц и парика, лучший и непревзойденный гример всех европейских театров.

Старичок поклонился и потряс коком, что, видимо, означало приветствие.

— Либертасио у демократида.

Месье Антуан посадил Рун-Рина и Хуссейна рядом и принялся внимательно изучать их лица в анфас и профиль, время от времени бормоча себе под нос:

— Так, так! Сходство налицо. Тре бьен! Смуглость почти одинаковая, только надобно усилить чуть-чуть… Носы, представьте, очень схожи, даже искусственной горбинки не нужно. Тре бьен! Шарман, — он хлопнул в ладоши и раскрыл принесенный с собой «докторский» саквояжик. — Задача проще, чем я думал.

Достав парикмахерский снаряд и несколько флаконов, он молниеносно наголо обрил голову Рун-Рина, затем протер голову, лицо и руки генерального конструктора жидкостью с характерным запахом йода, выкрасил брови в черный цвет и «срастил» их, наклеив кусочек шерсти. Затем лицо Рун-Рина украсили черные усы. Через полчаса рядом с Хуссейном сидела его неотличимо точная копия.

Во время этих процедур Рун-Рин не отрывал глаз от лица Хуссейна, который всегда в какой-то мере был загадкой для генерального конструктора. Сын индуса и цыганки, Хуссейн родился в Микроландии, куда отец его, резчик по дереву, эмигрировал с группой приверженцев Ага Хана после индусско-пакистанской резни 1947 г. В общине Хуссейн пользовался большим влиянием. Возможно, он был резидентом «живого бога» в этой стране. Возможно, возможно…

Но тот, кто сумел бы заглянуть в «тайное тайных» исмаилита, узнал бы, что в этом человеке не осталось ни капли того оголтелого фанатизма, которым отличаются последователи ислама. Под маской уличного предсказателя судеб, он по поручению Ага Хана много странствовал и видел, как исмаилитская верхушка — купцы, промышленники, банкиры, финансисты, судовладельцы-нещадно эксплуатируют исмаилитские низы: крестьян, ремесленников, рабочих, простой трудовой люд, своими мозолистыми руками наполняющий их сейфы. Он уже давно не верил ни в аллаха, ни в пророка Мухаммеда, ни даже в его зятя Али, который у части исмаилитов котируется порой выше Мухаммеда.