Андрей Лях - Реквием по пилоту Страница 39

— Я… — каркнул он. — Я…

— Знаю, знаю. Вы это не решаете. Но слово замолвить вы можете, а только это от вас и требуется.

Реншоу запыхтел, как древняя паровая машина, потом вдруг заявил:

— Вы не понимаете, о чем просите. Машина несерийная и даже не внесена в каталог.

— Внесена, — возразил Кромвель. — В экспресс-каталог «Дассо». Этот год, С-270.

— Я имею в виду фарбороский каталог.

— Зачем? — спросил Кромвель. — Почему вы его имеете в виду? Где, в каких правилах записано, что машина должна обязательно числиться в фарбороском каталоге? Это традиция, не спорю. Но традиции иногда полезно менять.

— А коллегия? — уперся Реншоу.

— А заводские испытания? Машина прошла заводские испытания.

— Это к делу не относится, — заметил коммерческий советник. — Все равно у нее нет ни серии, ни номера… И если ваша осведомленность так велика, то вам должно быть известно, что машина не гоночная и вообще не спортивная.

— На это я вам отвечу вот что: у «Дассо» в этом году на стендах остались две заявленные модели и вместе с ними — изрядный кусок репутации. Господин Реншоу, вы не хотите его оттуда достать? У меня есть все основания для уверенности.

Советник снял очки и бережно притронулся к своей бородавке.

— Руководство выразило недоверие к С-270.

— Кто бы мог подумать, — огрызнулся Дж. Дж. — Я и предлагаю вам рискнуть.

— Я не уполномочен.

— Господин Реншоу, — Кромвель даже не зашипел, а засвистел, сцепив призрачные зубы, — я же сказал с самого начала: рассчитываю только на ваше сочувствие. Вы уполномочены взять телефонную трубку и сказать, что приходил пилот Терра-Эттин, производящий хорошее впечатление, и предложил то-то и то-то? Кстати, кому это вы будете говорить?

— Директору Бэклерхорсту.

Тем временем пилот Терра-Эттин сидел, чувствуя себя абсолютно не в своей тарелке: за все время разговора ему не пришлось сказать ни слова, а все реплики Реншоу адресовались к нему, несмотря на то что Кромвель, махнув рукой на условности, говорил на расстоянии полуметра от Эрлена.

— Я надеюсь, директор Бэклерхорст человек душевный, — выразил надежду Дж. Дж.

— Без сомнения, — уверил его Реншоу, нехотя сменив гнев на милость. — Я даже думаю, что ваша история заинтересует его, он любит… м-м-м… нечто подобное.

— Во всяком случае, был счастлив познакомиться, — заключил Кромвель поднимаясь, и поостывшие собеседники даже пожали друг другу руки.

Из представительства друзья вышли в молчании, прошли по улице, свернули под арку и оказались в краснокирпичном дворе со стрижеными кустиками и пирамидой расписанных под трафарет ящиков. Кромвель и Эрликон уселись на тронутое солнечным теплом дерево, помолчали еще немного, затем Дж. Дж. скомандовал:

— Закуриваем.

Эрлен достал пачку «Сансдейла» и зажег длинную коричневую сигарету.

— Не затягивайся, — сказал Дж. Дж., — успеется.

— Да я курил, — ответил парень. С минуту Кромвель наслаждался эрленовскими ощущениями, потом заговорил:

— Да-с, лобызаний с порога не получилось. Бэклерхорст. Я когда-то был знаком с одним Бэклерхорстом — милый, интеллигентный человек, феодал, завоеватель… Кстати, превосходный фотограф.

— Как это — фотограф-завоеватель?

— Жизнь заставила, — туманно пояснил Кромвель. — Нет, все равно ничего не могу придумать.

Он поднялся и встал перед Эрликоном. Тот уже научился различать маршала в деталях в любое время суток и сейчас ясно видел его белую косматую гриву, сквозь которую проглядывала стена и свежестриженая зелень акации, морщинистую черепашью шею и глаза с сумасшедшинкой и вечным шальным издевательством.

— Мне не нравится, как вы одеты, юноша, — объявил Дж. Дж. — Ботинки, правда, ничего, брюки…

— Вельвет, — промолвил Эрлен с достоинством — ему неожиданно стало легче.

— Сам красил.

— Против брюк тоже не возражаю. Но, во-первых, рубашка должна быть черной, а во-вторых, что это за синий баллон?

— Куртка как куртка. Все носят. Между прочим, мода.

— Ты не все. Ты — пилот. Пилот должен выглядеть соответственно. Что я подразумеваю под словом «соответственно»? Я подразумеваю старую летную куртку с потертыми сгибами и белыми швами и к ней — темную водолазку либо рубашку.

— Первый раз про такое слышу, — ответил Эрлен.

— Бог тебя простит, ты в этом не виноват. Итак, сегодняшний день мы посвящаем решению следующих проблем: экипируем тебя сообразно положению, потом звоним в службу Скифа, сообщаем о наших успехах и, кстати, узнаем, что поделывает проклятый Пиредра, после чего идем в военный музей — ты был там?

— Нет.

— Тем более, а вечером посещаем какой-нибудь театр. Какой здесь сейчас лучший театр?

Эрлен пожал плечами:

— Наверное, опера.

— Опера… — протянул Кромвель. — С удовольствием послушал бы Вебера… Но нет, сейчас нам нужно что-нибудь современное. Я бы согласился даже на мюзикл. Надеюсь, Пиредра завел в этих краях какое-нибудь варьете?

Когда они уже выходили на улицу, Эрликон спросил:

— Джон, а кто это говорит Реншоу: «Дерек, будь мужчиной»?

— Его секретарша.

— Когда это ты слышал?

— Когда они думали, что их никто не слышит. Пойдем, вон автобус.

Стимфал был не просто столицей, но и признанным духовным центром национального возрождения, так что слава кромвелевских дел напоминала о себе на каждом углу. Как ни парадоксально, но именно Дж. Дж., великий фрондер, занял на патриотическом знамени то место, которое по праву должно было принадлежать основателю и вождю Стимфальской империи Элу Шарквисту.

Да, удивительную шутку сыграли с покойным диктатором время и политические страсти. Три десятилетия послевоенной оккупации и в последующую эпоху владычества землян его имя было под строжайшим запретом, и для нескольких поколений он превратился в фигуру абсолютно нереальную, призрачную, вдобавок донельзя противоречивую и обклеенную ярлыками. Зато легендарный главнокомандующий в мученическом каторжном венце на роль символа подходил идеально. Он Пронес По Вселенной Огненный Меч Стимфальского Воинства. Он Первым Ступил На Землю Солдатским Сапогом. Он До Последнего Мига Удерживал Рубежи Отчизны. Он В Трудные Послевоенные Времена Не Поддался Посулам И Угрозам. Нелишне также вспомнить, что и цензура к его личности придиралась меньше.

Следует учесть еще и то, что основной тон в политике противодействия с самого начала задавали именно кром-велевские ветераны. Один из них, Саша Брусницын, в прошлом — генерал-артиллерист, и основал — еще в то время, когда все и вся было запрещено, — таинственную авиационно-экологическую партию, смысл которой, впрочем, был вполне ясен и заключался в двух словах: Сопротивление и Реванш.