Сергей Гомонов - Послания себе (Книга 3) Страница 39

- Что же все-таки случилось?

- То, о чем я говорил давно. Твой муж - идеалист, ему сложно понять, что в любой точке нашего шарика мы будем зависеть от Оритана. Такие дела сразу не делаются. Будь ты хоть семи пядей во лбу, а идти с голой задницей против стаи дикобразов... Ну, быть может, я чего-то не понимаю?

- Это я не понимаю.

Он уселся за круг и тронул педаль. Бесформенный кусок глины завертелся. Сетен намочил руки.

- Я не приглашаю тебя садиться, сестренка, но если ты не слишком боишься выпачкать свою элегантную одежду, то можешь расположиться где-нибудь...

- Спасибо. А для чего ты лепишь все это, Сетен?

- Мне доставляет удовольствие чувствовать себя творцом, милая муза... Знаешь, о чем я тут помыслил на досуге? Тессетен провел пальцем по вращающемуся комку, и тот приобрел своеобразные, ни на что покуда не похожие, очертания. - Я подумал, что мы, люди, вольны что-то делать и ломать, если нам это не по душе... Природа так не может. У нее детский синдром: она стряпает, стряпает, стряпает - красавиц, вроде тебя; уродов, вроде меня... зубастых звероящеров и великолепных волков - всех подряд. И, как любому ребенку, ей жаль все это ломать... - он слепил нечто, похожее на чашу без полости и снял ее с круга. - А в какой-то момент у нее все равно наступает творческий кризис. Тогда она делает вот так, - Сетен сдавил в руке мокрую глину, и с отвратительным чавканьем она выдавилась между его пальцев, - и начинает заново... иногда хуже, иногда лучше... Скорость наступления кризиса зависит от того, как хорошо она выспится и отдохнет перед лепкой. Если, допустим, у нее тяжкое похмелье, то эта госпожа начинает выделывать такое, что и в зеркало страшно заглянуть...

Она слушала, сложив руки на коленях. Сетен отводил от нее взгляд, а ей словно не было противно смотреть на безобразную рожу. Он попытался протиснуться в ее мысли. Ну да, конечно... Ты смотришь, но ты не видишь меня, моя маленькая сестренка. Ты думаешь сейчас, когда я тут разоряюсь, о маленьком комочке, что живет внутри тебя... Я многое бы отдал, чтобы... Впрочем, вон эту глупость! Ладно, раз уж ты приехала поглазеть на красоты, то и смотри на красоты, не буду тебя отвлекать. Женщины в "священном состоянии" должны смотреть на прекрасное.

Тессетен поднялся и стал оттирать руки мокрой тряпкой. Вряд ли ты будешь способна отразить все, все, все это словами. Все, что знает наш мир, все, что умеют и любят наши люди. Вряд ли. Наивный Ал надеется на это, и зря. В отличие от твоего мужа я не давил бы на тебя... Ты создана не для того, сестренка. Твое предназначение - рожать и лелеять хорошеньких здоровых малышей, и здесь, в этом, ты будешь поистине гениальна, ибо так повелела Природа, когда задумала слепить тебя... Ты еще кое-что, кое-что, совсем немного, помнишь. Я помню больше, но мне некому передать мой опыт - ни самому себе, будущему, ни своим потомкам, пусть это недолговечно. Ты научишь хотя бы потомков, но они все забудут, как забудешь и ты... У Ормоны это получилось бы лучше, но и тут Природа решила иначе... Что делать, милая сестра, что делать...

Они посидели в молчании. Первым не вытерпел Тессетен:

- Подземелье - не твоя стихия, золотая муза. Ты увидела, чем я тут занимаюсь, убедилась, что никакой крамолы не затеваю - так пойдем на свет, на воздух! Иногда здесь так трясет, что даже с каким-то облегчением думаешь: вот обвалились бы сейчас разом все эти мегалиты... Творческий кризис...

Танрэй, словно опомнившись, встала. Ей было и впрямь неуютно в темном подвале, где пахло песком, глиной и известью.

- Ты похож на полярную сову, Сетен. Сидишь и поджидаешь мышку, - подколола она.

- А мышка - тут как тут, - он снова подал ей руку, но молодая женщина отказалась, хотя подъем обещал быть труднее спуска. - Да, сестричка, любишь ты всякие трудности...

Как ни странно, они не успели оглянуться, как выбрались на поверхность. Завидя их, Нат распрямился и, перебирая передними лапами, сел.

- Твой старик - как изваяние! - сказал Кронрэй. - Да только это изваяние никого и близко не подпускало к ступенькам...

Сетен и Танрэй переглянулись. И снова экономист натолкнулся на стену безразличия. Она думала совершенно о другом.

- Я обойду комплекс, - сказала она созидателю.

В этот момент Нат уловил новую струю запаха. Ошибки не было: с юга приближались хозяин и эйрмастер. Волк бросился им навстречу. Он бежал, то вытягиваясь в струну в затяжном прыжке, то сокращая тело для следующего рывка и при этом едва касаясь лапами земли. Солнце выглянуло из-за туч и позолотило его сказочную, диковинно-красивую фигуру...

Танрэй уже обходила вокруг северную башню. Камни на внешней стороне конуса были покуда сложены "наживую", но не подогнаны и не скреплены раствором.

Сетен плюнул на ладонь, где присохшее глинистое пятно никак не желало убраться с кожи, и вдруг совершенно случайно почувствовал сигнал, который заставил его поднять голову и посмотреть вслед жене друга. Может быть, это был подземный толчок, может - что-то иное...

Медленно, неохотно, от стены отделился плохо пригнанный камень. На миг перед глазами мелькнула улыбающаяся в окне храма Ормона...

Тессетен не успел подумать - некогда было, роскошь непозволительная. Он притормозил время и бросился к Танрэй. Ему показалось, что он настиг ее в два или три прыжка, но на самом деле она была так далеко, что почти пропадала из виду рядом с каменным исполином-башней.

Экономист кинулся на нее и что есть сил отшвырнул женщину в траву за строительной платформой. Время покарало его за преступление: каменная глыба ухнула прямо на ногу Сетена. Как зверь, пойманный в капкан, Тессетен дернулся было в сторону - и потерял сознание от дошедшей до рецепторов мозга адской боли и от удушливой пыли, поднятой мегалитом.

Он не видел, как подоспели к нему на помощь Ал, Зейтори и Кронрэй, как они левитируют глыбу в сторону и как кулаптр присаживается рядом, чтобы оказать ему первую помощь...

Придя в сознание в машине, Сетен лишь договорил недосказанную фразу, которую Танрэй должна была услышать именно от него. Она склонялась над ним, осторожно поддерживая разлохмаченную голову экономиста у себя на коленях и плача.

- Беги отсюда, сестренка неразумная! Спасайся, пока не поздно, поняла меня?

- Поздно, Сетен... - шепнула она и погладила холодными пальцами его щеку, покрытую преждевременными морщинами.

- Тебе нечего с нами делать. Все мы не боги...

Она снова не поняла. Только плакала и прижимала свое милое личико к его пыльной и безобразной физиономии. Кто вел машину и кто был с ними рядом, Тессетен не знал. В тот миг во Вселенной существовали только они с Танрэй. И малыш-Ал, как часть ее чистое сознание, ждущее своего часа, чтобы испортиться...