Игорь Резун - Блуждающие токи Страница 4

Вот ползет на восьми шарообразных катках сэндпакер с уродливой кабиной-шишкой: он сгребает песчаный вал, который, как живой, собирается под его ковшом, напрягается кипучей жилой, слепляется в шары неправильной формы и норовит раскатиться прочь; такое перекати-поле Зоны. Один большой сэндпакер страхуют три-четыре бэкпайдера, накрывая колпаками шары и удерживая их, дрожащие, шевелящиеся комки – они разрыхляют их и гонят к стейшн-памперу, грибообразной формы. Тот закачивает песок в резервуары, и начинает склеивать их, хрипит, исходит зловонным дымом и паром, ревёт от натуги – а потом, как насытится песком, ползет в сторону большого коллектора, сплетения труб; это километров пятьдесят по барханам… Со стороны кажется, что громоздкие машины жёлто-красного цвета играют во что-то вроде футбола, играют плохо, теряя мячи. Эффективность работы сендпакеров до сих пор только шестьдесят процентов, поднять эту планку не удается, а из герметичных отсеков стейшн-памперов неведомым образом испаряется до двух третей собранного песка.

Песок – это Зона. Такое ощущение, что он живой и об этом всерьез говорят некоторые ученые – впрочем, как раз всерьез их никто не принимает.

И особенно «Самотлор Дистрибьюшн компани», получающая деньги от правительств пятнадцати стран. Бригада Хи Ван Хая освоила эффективный метод коллективной работы… общая выработка поднялась на 3,5 процента… Премия ожидает героев трудового соревнования.

Кухонный аппарат, пискнув, оповестил о готовности супа ям.

Байм вынул одноразовую тарелку с горячим супом, устроился в эргокресле, быстро принявшим форму его тела – кубы этих кресел стояли по всей станции и принялся за еду.

08:30 АТ

По теоретической синтетике и прикладной гигиене Байм всегда имел самые высокие оценки – до 9,7 балла.[18] Наизусть знал таблицу заменителей природных калорий. И даже приучил себя к наслаждению пищей из водорослей, сои, пищевой целлюлозы и сублимированного белка. Она стала частью его, тем более, что чаще всего он питался качественным фаст-фудом – а чем же ещё? Он помнил, как перед самым получением квалификации, за три года до начала работы на Станции, попробовал натуральное вареное яйцо: кажется, у них был корпоратив в элитном пищевом комплексе, где-то в Москве-3: его вырвало, он отлеживался несколько дней.

Правда, всё это время чего-то хотелось… чего-то с другим вкусом. Непривычным. Да, суп ям в меру остр, и прян, но это всё-таки не то. Он начинает улавливать всё те же нотки постоянного, какого-то бумажного вкуса: суши, чахохбили, лазанья, чего он только не перепробовал за эти годы на Станции. Основной вкусовой фон не меняется. Хотя это, возможно, от настроек старой модели пищевого комбайна, а их не поменяешь, интерфейс устарел. К супу он взял только две галеты: это ещё прошлогодние запасы, мука канадская, в Зоне она самая дорогая, как и яичный порошок – осталось не так много пачек, надо поберечь.

Откусывая галету, держал руку – лодочкой, под подбородком, чтобы не терять даже крошек.

Байм старался есть медленно и аккуратно, чтобы не спровоцировать желудок на слишком быстрое выделение желудочного сока. Еда – важный компонент процесса жизнедеятельности. В пятом параграфе Декларации здорового питания она определяется, как одна из обязанностей человека перед обществом. Это серьезно.

И не рекомендуется думать – хотя это невероятно трудно.

Почему-то он всё время вспоминает, как это всё началось…

Через пять лет после Аномалии уже никто не боялся Зоны. Её уже объели по краям, как мыши – щучий хвост. Неподалеку от горы Народной на Северном Урале вырос главный административный центр Предзонья – Алешково, или Aleshkoff-City. Главные офисы Окружной Санитарной полиции, Департамента естественной безопасности, Ресурсного Управления. Главный госпиталь, главный дурдом – тоже никогда не пустовавший! – главный пищекомбинат, в частности, выпускавший Нуритин-6.1., Главное Управление гидромеханизации и, конечно же, Оперативный штаб «Самотлор Дистрибьюшн» с Аналитическим отделом, которому Байм отправлял данные. Плюс – транспортно-логистический терминал, службы сопровождения, комбинаты обслуживания, рестораны, казино, кинотеки и голограмонии, роботессы-проститутки, подпольные букмекеры, контрабандисты, придурки, спекулянты, бандиты, просветители и целители, сектанты, пьяницы, инвалиды, проповедницы партеногенеза, воинствующие экологи и гей-активисты, журналисты и наёмники всевозможных специальностей.

Они трепали Зону, как хотели.

SDC нужна была работа и работяги. Работягам нужны были деньги и отдых: бабы и выпивка. Поставщикам баб и выпивки нужны были деньги. А деньги отбирала налоговая служба, стригущая этот лишай неумолимыми ножницами: разрешено всё, что не запрещено, а что запрещено, мы тоже разрешаем в виде исключения, только плати, сколько положено. Всё очень демократично, толерантно и ничего личного.

…Основные силы гидромеханизации, бригады и артели Основных сил гидромеханизации вгрызались в Зону с северо-запада, от Сосьвы, и с юга, от Увата. Ещё один, экспериментальный участок, располагался в Пыть-Яхе, где Зона, казалось бы, отступила – по крайней мере, люди говорили, что там видели траву! – но толку от него было мало и он давал основное количество обгоревших, изъеденных непонятной язвой изнутри, а то и просто ополоумевших; работы там велись ни шатко, ни валко, в официальную хронику не попадали, а файлы, конечно же… засекречены.

Сэндпакеры и бэкпайдеры, сопровождаемые неуклюжими стейшн-памперами входили в белое безмолвие Зоны – предварительно проверенное командами зачистки, и валяли песчаные катыши. Команды же «чистильщиков» шли дальше, но до сих пор так и не смогли войти ни в один покинутый город: там, где бетонные скелеты зданий высились над песком на 4–5 оставшихся этажей, Зона уже угрожающе скалила зубы. Самыми страшными считались районы бывшего Ханты-Мансийска, Нижневартовска, Мегиона, Сургута, Нягани и Лангепаса; с разной степенью восхищения перед чудовищными способностями Зоны о них рассказывали всякое…

В Нягани временами слышался подземный вой; под песком дремали несколько тысяч тонн железа, брошенного тут при эвакуации – тяжелая техника, трактора и бульдозеры – они ушли по крыши в болото, сверху присыпало песком и периодически рождался ультразвук такой силы, что людей просто стирало в порошок, в желеобразную массу, разрывая оболочки клеток – так погибли полностью несколько отрядов зачистки. В Мегионе происходили вспышки неясного происхождения, удивительной красоты изумрудный свет, названный «зелёным лучом», парализовал зрительные центры – сколько ослепших вернулось оттуда, не пересчитать; приходилось вставлять протезы и чипы, целиком заменяя отмершие доли мозга биоконструктором. Рассказывали о живых грибах, росших на территории бывшего Национального парка Нумто, о когалымских нитевидных кристаллах, прораставших внутри человеческого тела, о призрачных шарах из Покачей, расплющивающих в лепёшку бронированные коробки армейских машин…

Самым загадочными были явления в Перетребном, которое молва уже давно перекрестила в «Непотребное» – там творилось что-то вообще за гранью человеческого понимания, потому, что когда у первых пяти пострадавших мужчин – из числа контрабандистов, охотников за «штучками», за кунштюками Зоны, из серии «молодильных камней» и «веселящей воды», когда у тех обнаружили человеческий зародыш, развившийся самым непонятным образом в мочевом пузыре – уже умерший там да сгнивший, впору было переписывать все известные законы биологии и анатомии.

Да, с точки зрения мутаций Зона давала фору всем ранее известным физическим явлениям.

Одни «белые волки» чего стоят. И «хищная еда».

Ну, а в Някимволе, также менее всего тронутом Зоной, сравнительно спокойном, избавленном даже от пятен зыбучего песка или радиоактивного тумана, выросла другая, неофициальная столица Зоны. То же самое, только без главных офисов – такие же круглые модули, как и наблюдательная станция Байма, только побольше; те же штабы управлений и департаментов. Те же подпольные рестораны и казино, те же роботессы для интимного общения, чиновники, инженеры, инспекторы, букмекеры, контрабандисты, бандиты, военные, пьяницы, работяги, журналисты и ещё туча разного сброда, по-своему кормящегося от Зоны.

Ну, это как раз никого не удивляло.

Байм лениво выронил тарелку и ложку, вместе с гигиенической салфеткой, в утилизационный контейнер, выдавил в рот из тюбика порцию обеззараживающей пасты, подышал по системе доктора Марвуса: оптимизировать работу желудка и вернулся в рабочий модуль.

Совсем скоро, к очередному временному сдвигу, надо выходить на периметр, снимать показания с датчиков.