Алёна Левич - Не конец… Страница 4

Каковы же были всеобщая радость и удивление, когда на следующий год я вернулась в Сад. Нет, не из-за директрисы гимназии и даже не из-за нежелания. Я очень рвалась в школу. Мы просто сели с мамой, поговорили на счет того, что мне предстоит: там ведь нельзя будет ловить рыбок в аквариуме колготками, нужно будет сидеть на одном месте во время урока (с чем у меня – явные проблемы) и еще много чего со сноской «надо» и «нельзя» в угоду общественному порядку. Я вынесла свой твердый вердикт: раз есть такая возможность – еще год в детском саду!

Благодаря маме я приняла много решений в своей жизни. Таких, как пойти в музыкальную школу в класс фортепиано, заняться вокалом, физикой, математикой, хореографией и не готовить. Когда вдруг задумала сменить физику на историю и филологию, против тоже никто не был. Но самое главное решение, которое я приняла в своей жизни, глядя на мамин пример, – это никогда не прогибаться, чтобы ни случилось, быть верной себе, своим словам и действиям, выбирать важное для себя, любить и защищать близких себе людей, быть такой же блистательно красивой, твердой и гордой, убивать взглядом и умом, быть во всем первой и не сворачивать перед мчащимся на тебя локомотивом жизни: объедет, не трамвай!

Поэтому, наверное, меня не интересовало учиться «понемногу, чему-нибудь и как-нибудь». Если я за что-то бралась, то копалась до конца, и победила в итоге свою неусидчивость, с большим трудом, но победила!

Жизнь продолжала свой марафон со скоростью приличного спринтера.

Наконец, я попала в школу. Октябренком стать не успела. Перестройка. Да и не стала бы, не смотря на отличную успеваемость, поведение оставляло желать лучшего. Снова удалось подмять под себя всех «мужиков» в классе. Учителя дали мне гордое прозвище – «Атаманша».

Во втором классе – перевод в другую школу.

Уже сложнее. Первый раз – во второй класс, в новый класс да с расквашенным лицом. Вид – многообещающий. Однако приняли радушно, вероятно, потому что на шесть девчонок, вместе со мной, в наличии имелось двенадцать ребят. Но моя жизнь давно встала на рельсы постоянной занятости, и в школу я попадала нечасто. Учила все на ходу между репетициями, соревнованиями, сборами.

Вдруг очнувшись в средней школе, когда наши классы начали делить на физмат и гуманитарный, с ужасом обнаружила, что меня отправили в физмат. Это и заострило мое внимание, немного выбив из колеи привычной до автоматизма жизни. Ведь почти все мои «друзья» остались в Гуманитарном…

Пятый класс.

Опять новое общество. Ну, что поделать… Количество девиц превосходило мальчишек в два раза. Дети делились на кружки, кучки. Как-то я ни в один из этих кружков не вложилась. Да и времени особо не было… желания тоже – это первое, что тут же всех начало бесить. Второе, что не перенесли мои одноклассники – меня не задевает, что их бесит моя независимость. Если я с кем-то и общалась, то только с ребятами из гуманитарного, мы зажигательно били стекла в кабинете директора, гоняли на скейтах по школе, рисовали на стенах. Третьим пунктом в меню обозначилось то, что, не прилагая усилий, я хорошо учусь и знаю больше, чем другие. Добили несчастных мои разъезды по заграницам, выступления на различных значимых площадках, таких как «Кремлевский Дворец Съездов»,[5] общение со «звездами» и прочее. Откуда только бралась вся эта информация… Честное слово – им бы в разведке служить. Класс делал совершенно разные предположения, почему я везде успеваю, однако, самое обидное, что меня все-таки вывело из себя – это «За тебя все делает мама».

В определенный момент сдерживать эмоции не осталось никаких сил… Закончилось практически так же, как с воспитательницей из детского сада… Плохо – знаю.

Моя ненависть крепла, срывы становились чаще, кому-то нашептала с лестницы упасть, и он упал. Меня боялись. Говорили, мол, я – колдунья или что-то в этом роде. Но мне было все равно. Я от этого получала своеобразное удовольствие.

Мама случайно узнала о моей школьной репутации, вызвала на разговор. Он длился долго. Осталось непонятым, почему я не могу им ответить… Правда, я четко и ясно усвоила, что выставлять себя напоказ не стоит. Так как от этого зависит тайна всех нам подобных существ. Трудно смириться, что обладая таким «могуществом», я не могу никому дать отпор. Но я должна была оградить тех, кого люблю, от неразумных нападок, поэтому приходилось сдерживаться.

По ночам начали посещать кошмары от нерастраченной энергии и ненависти, копившейся где-то в глубине души, поэтому я перестала спать вообще.

Единственное, за что я цеплялась, это – моя мама. Живой пример твердости, стойкости. Я редко ей говорила о том, что меня мучает. Потому что хотела защитить ее ото всего. Ведь никто не может защитить идеалы, кроме нас самих.

Мама… Мамочка… Мама… Как же я хочу тебя сейчас увидеть… Сказать, что я здесь… Я жива… И живу, борюсь… ради тебя… я выберусь отсюда… я буду любить и защищать тебя еще больше… не знаю куда больше, но буду!!! Обещаю!!! БУДУ!!! Я выживу! И ты никогда не узнаешь… о том, что со мной приключилось…

Одиночество. Глава № 4

Сумерки. Холодно и зябко. Дождь барабанит по серости окон. Завтра август. Десятый август в моей жизни… На носу десятый день рождения. Грустно… Это дождливое лето забрало сразу трех моих самых лучших друзей. Где-то за облаками только мелькнуло крыло самолета… как тут же исчезло, плутая в километрах туманов и сырости.

… Льет. Стены воды построили баррикады нового одиночества. Сижу, всматриваясь в маленькое окошко последнего ночного июльского неба. Томик, знаешь, я уже привыкла к дождю, мне даже иногда кажется, что он становится моим другом, заполняет пустоту и грусть. Я скучаю по вам. Скучаю очень сильно. Помнишь, как появились на свет девчонки, маленькие такие, смешные, звонкие близняшки. Сначала железная бездушная птица унесла Вовчика, а теперь и вас, Томик…

Мои любимые взрослые крохи – Василек и Лютик, вы родились, когда мне шел пятый год. Росли на моих глазах. Я рассматривала каждый ваш шаг, словно под микроскопом. В замедленной съемке был виден каждый миллиметр вашего роста, взросления, ваших проб и ошибок, рассуждений и выводов.

Василек и Лютик, вы так похожи на меня, мои милые двоюродные сестренки. Только Вас – двое. Два связанных невидимой ниточкой мозга, две души, два сердца, бьющихся в одном ритме. Как же здорово должно быть, когда есть «Два», когда один на другом конце Земли думает, а второй через сотни тысяч километров слышит. Как бы я тоже хотела иметь близнеца. Иметь подобную волшебную связь с кем-то таким же. Может, это и чисто человеческое желание, но ничто человеческое нам не чуждо, мечтать невредно иногда. Вот и осталось только фантазировать за неимением… Какой он – друг-близнец? Что удивительно, ведь еще до моего рождения в эмбриональном возрасте надежду на близнеца подпитывали врачи. Маме говорили четко, что будет два мальчика близнеца, а родилась я, причем, в единственном экземпляре. Обманщики.

Дождь продолжает отбивать чечетку по железной крыше нашего дачного домика. Мысли носят меня по самым разным уголкам собственного «Я», а глаза все блуждают по недружелюбно темному ночному небу. Мельком кажется, что в очертаниях дождливой стихии я вижу какие-то лица, странные лица, не всегда приветливые, но такие знакомые, одно из них даже удается рассмотреть сегодня. Фосфоресцирующие яркие ледяные глаза светятся, почти как звезды далекой Медведицы, острые тонкие черты бледного лица, алые губы, изящные темные брови, волосы крупной волной струятся за уши. Холодная красота этого лица меня привлекает. Пытаюсь вглядеться глубже внутрь, в суть, но ничего не вижу. Он улыбается и уходит в последнюю июльскую ночную бездну.

Третье августа.

Дождь все еще захлестывает за борт личного пространства. А я все сижу и смотрю на ночной водопад. Он стал мне уже ближе и роднее. Иногда разговариваю с ним, нашептываю мысли и желания в черноту плаксивой ночи… От этого же никому вреда не будет. Никто не узнает о том, что дождь отвечает мне лицами, картинами из прошлого и из того далекого, которого я никогда еще не видела. Единственное желание он не исполняет. Он не показывает мне Его.

Давно не приходили в гости ночные кошмары, потому что я попросту не спала. Но дождь сегодня на своем инструменте играет так мягко… Может, ему меня жаль… А может, и правда, пора уснуть… Видимо, я отключаюсь…

В прохладной комнате огромное зеркало, подхожу к нему. Вижу… стоп… Его?! То лицо. Он много выше и старше меня, смотрит своими ледяными глазами, с неподдельным интересом изучает меня. Я тоже Его изучаю, но дальше Его внешности пройти не могу. Он улыбается чему-то, протягивает ко мне свою худощавую руку в накрахмаленном манжете со странной агатовой запонкой, на которой сияет золотая буква – Z. Тяну в ответ свою без трех дней десятилетнюю ручонку. Его кисть проходит сквозь зеркало. Дотрагиваюсь кончиком своего пальца до Его ладони и первый раз в жизни чувствую, что она не теплее моей! (меня родные называют «льдышкой» за пониженную температуру тела – 35,6 °C и особенно вечно холодные конечности). Мысль – радостным рефреном: «Его кисть не теплее моей!!!» Мне хочется спросить: «Кто ты?». Но Он опускает руку и начинает удаляться, растворяясь в туманной дымке надежд, желаний, исканий и мечтаний. Я набрасываюсь на зеркало, барабаню по безразличному стеклу, кричу: