Олег Дивов - Русская Арктика 2050 (сборник) Страница 4

«Условный Джон» выкидывает бесполезный пистолет и, подхватив рюкзак, торопится прочь, стараясь не слышать несущихся вдогонку воплей искалеченных и умирающих.

Несколько суток спустя появившийся на месте трагедии Прохор подобрал пистолет «условного Джона», проверил ствольный канал и, приметив мишень – снежный зубец на гребне тороса, выстрелил.

– Я что, промазал? – хохотнул он, оглянувшись на спутника. – Нет, я скорее поверю в то, что промазал, чем в холостые патроны. Не бывают патроны холостыми севернее семидесятой параллели!..

Прохор ловкими заученными движениями извлек магазин. Толстые перчатки на руках, казалось, не мешали. Вытащил патрон – тот оказался последним. Мужчина щелкнул раскладным ножом и расковырял гильзу. А секундой спустя назвал причину промаха:

– Слабая пороховая навеска. – И после недолгой паузы подвел итог следствию: – Экспедицию снарядили негодными патронами и законопаченными ружьями.

Воцарилось молчание. Каждый обдумывал страшную истину.

– Это диверсия, – произнес наконец бывший губернатор. – Однозначно: диверсия.

– Да и с медведем непонятно, – добавил Прохор. – Его поведение разве типично для диких животных? Должен был испугаться человеческих суеты и шума. По статистике медведи исключительно редко нападают на людей. А он как уличный хулиган: нырнул в самую гущу и давай всех валить направо и налево. Да и высоконько в циркумполярную область забрел. Добраться-то сюда медведь может, но бока провалятся. Наша зверюга слишком хорошо откормлена для этих широт. А пройдусь-ка я по медвежьим следам, – решил Прохор и направился куда-то в сторону, по одному ему заметным отпечаткам лап.

– Что вы ожидаете увидеть? – крикнул вслед Михаил Васильевич. – Клетку, оставленную злоумышляющими дрессировщиками?

Прохор задержался на полушаге, обернулся:

– Не исключено.

Впрочем, клетки они так и не нашли. След прервался посреди снежного поля. Создавалось впечатление, будто медведь возник из ниоткуда. Видимо, арктический ветер сыграл злую шутку.

Тогда вернулись к месту трагедии. Пока Прохор занимался человеческими останками, Михаил Васильевич с интересом ощупывал медведя, теребил шерсть, шлепал по бокам, нашел, что зверь воняет псиной и нет в его облике тех благолепия и чистоты, которые можно обнаружить в фотоработах натуралистов. Особенно заинтересовала его складка между лапой и туловищем.

– Мясо какое дряблое – будто всю подмышку шприцами источили, – ворчал бывший губернатор. – А вот и пузыри, – констатировал он.

Прохор насторожился:

– Какие такие пузыри?

– Вы не знаете? – удивился Михайлов и начал терпеливые объяснения: – Мне, когда еще пешком под стол ходил, уколов много ставили. Четыре недели, три раза в день. После курса антибиотиков всегда уплотнения остаются в мягком месте. Болят, если зацепишь. И долго же рассасываются, месяцами. Опасное дело! Загноиться могут. Для профилактики нужно грелку прикладывать. Мать еще пуховым платком обвязывала…

– А я в детстве не болел, – заметил Прохор.

– У таких, как вы, ягодица, наверное, иголку гнет, – философски ответил Михаил Васильевич.

Тем же вечером команда обнаружила замерзшего «условного Джона Доу» – это был он, доха провоняла порохом. А на следующий день нашли совершенно окоченевшие тела двух популяризаторов науки и режиссера-документалиста. Профессиональная принадлежность несчастных открылась вовсе не благодаря кругозору Михайлова. Всякий раз на телах отыскивались инструменты той или иной профессии, а также членские билеты гильдий. Пока Прохор деловито запечатывал находки в пакеты для улик, Михаил Васильевич с умным видом возвышался над очередным телом, вслух перечисляя знакомых ему зарубежных ученых и журналистов, как бы силясь узнать кого-то из них в покойнике.

Наконец бывшему губернатору надоело изображать усердие, да это уже грозило стать смешным. Он спросил:

– Прохор Петрович, честно ответьте, почему вы меня с собой взяли? Я же ни одному «туристу» не дал справки. Только не утверждайте, что всерьез поверили в мои энциклопедические познания.

– Михаил Васильевич, я погорячился, когда вздумал нашему глубоководнику приказывать. Вы абсолютно правы, работа у него ответственная, куда важнее нашей. Но мне на попятную идти вредно для авторитета. Надо было библиотекаря запрячь… Хорошо, тут вы, с проникновенной речью. Спасли меня, чего уж там.

– Это все? Я был уверен: есть еще что-то.

– Да. Вы, как государственный деятель… Пусть в опале, пусть!.. Это не важно. «Бывших», как и в нашей профессии, у вас не бывает. Вы мне скажете, чего хочет добиться человек, подстроивший крах экспедиции. Обдумаете и скажете.

Михаил Васильевич приметил, что вездеход будто следовал по линии графика, которая в учебниках наглядно показывает путь человечества сквозь эпохи. Команда двигалась в прошлое, наблюдая деградацию «туристов». Благодаря гусеничному ходу спасательная команда преодолевала дневной переход пеших полярников за час. От одного места ночевки к другому. Очень скоро «туристы» позабыли обо всякой экологии. На обочину летели обертки от шоколадных батончиков, пустые жестянки, одноразовые химические грелки, разрядившиеся на морозе «гаджеты». В экстремальной ситуации даже у фанатиков включилась система приоритетов: выжить – предпочтительнее всего. В конце концов, мусор можно когда-нибудь собрать, вручную или при помощи специальной машины. А вот без человека понятия «экология» и «защита природы» теряют смысл.

Важен каждый грамм ноши полярника. Избавишься от лишнего веса – увеличивается шанс прожить еще полвека. Если беречь рассортированный по категориям мусор, то у тебя, скорее всего, этих пятидесяти лет не будет. В итоге ratio берет верх.

На очередной оставленной «туристами» стоянке команда обнаружила переносные аккумуляторы. Прохор не поленился проверить каждый – они не давали даже остаточного напряжения. «Туристы» отступили в не знавшую электричества эпоху. Впрочем, пара у них тоже не было, а обстоятельства продолжали толкать прямиком в каменный век. «Оловянная чума» пожирала инструменты, которые внезапно оказались сработанными вовсе не из нержавейки. Лыжи и полозья санок коробились от мороза, быстро трескались и разрушались. Жидкость для керогазов отказывалась гореть, хоть и пахла бензином.

«Туристы» уже не хоронили своих мертвецов, не было сил – ни физических, ни моральных. Поначалу хранили верность своим покойникам и волочили за собой. Затем решили закапывать в снегу, складывая из ледяных глыб что-то вроде надгробия. Когда сил убавилось, только забрасывали снегом, причем сильный порыв ветра проделал бы эту работу лучше. В какой-то момент и вовсе стали оставлять тела неприкаянными.