Юрий Брайдер - Щепки плахи, осколки секиры. Губитель максаров Страница 4

— Тогда нам кранты, — опечалился Зяблик, которого спирт еще как следует не разобрал. — Сгорим, как стеариновые свечки, и потомства не оставим. Спешить надо! Верка, ты еще способна к деторождению?

— Я еще много на что способна. А вот способен ли ты это дитя заделать? Что-то я сильно сомневаюсь.

— Лева, милый, слышишь, как меня облажали? — притворно захныкал Зяблик. — Меня, героя трех войн и ветерана ядерной промышленности Советского Союза! Виноват я разве, что у меня после всех жизненных передряг вместо нормальной спермы стронций девяносто пополам с ипритом-люизитом? Я теперь только с валькириями могу сношаться. Слыхали про таких? Левка, ясное дело, слыхал, а для остальных даю справку. Валькирии, это такие бабы воинственные. Вроде нашей Верки. Только бессмертные и летать умеют. А в буферах у них вместо молока смертельный яд. Вот с ними бы я свободно прижил ребеночка. Всем вам, гадам, на страх.

— Не на страх, а на смех, — поправила его Верка. — Курам на смех.

— От курицы слышу! — парировал Зяблик.

Смыков и Цыпф тем временем вели обстоятельную беседу о зрительных и слуховых иллюзиях, порождаемых странными условиями этого мира.

— Для ориентировки в трехмерном пространстве нам вполне хватало пяти чувств, — говорил Лева. — А этот мир устроен гораздо сложнее нашего. Трудно даже предположить, какова его истинная мерность. Пятью чувствами тут никак не обойдешься. Если бы мы хоть эхолокацией владели, как летучие мыши…

— Полагаете, не выжить нам здесь? — насторожился Смыков.

— Время покажет… Но согласитесь, что видеть мы стали уже значительно лучше. Ведь я в первый момент даже кончик собственного носа разглядеть не мог. А теперь всех вас свободно различаю.

— Вопрос, в каком виде… — вздохнул Смыков.

— Ну это уж неизбежные издержки… Местный колорит, так сказать. Но не исключено, что со временем наше зрение полностью адаптируется к новым условиям.

— А слух? — не унимался Смыков. — Я когда в упор с кем-нибудь разговариваю, вроде нормально все слышу. А стоит на пару шагов в сторону отойти, чепуха какая-то начинается. Не то мышь пищит, не то петух кукарекает.

— Я думаю, причина тут в следующем… — Лева умолк на пару секунд, очевидно, подбирая нужные слова. — Глаз куда более тонкий и сложный инструмент, чем ухо. Эволюция заставила его приспособиться к постоянно меняющимся условиям освещения. Благодаря особым свойствам хрусталика глаз способен… как бы это лучше сказать… к самонастройке. А для слухового органа это совсем необязательно. Ведь среда, в которой распространяются акустические сигналы, более или менее стабильна. Ухо — один из самых простых органов нашего организма. Барабанная перепонка, три косточки да гирлянда чувствительных клеток, закрученная в спираль. Какая уж тут самонастройка…

— Кто сказал, что ухо один из самых простых органов? — возмутился Зяблик, у которого процент содержания алкоголя в крови достиг пиковой величины. — Дико извиняюсь, но я, например, более загадочного органа не знаю… Ну кроме, конечно, того, что у мужиков между ног болтается. Мне один раз по пьянке кореша целую бутылку пива в ухо вылили.

— Каким это образом? — удивилась Верка.

— Самым простым. Я, понимаешь, перебрал маленько и отрубился. А они, шутки ради, мне в ухо пива плеснули. Думали, что очухаюсь. Но я на эту наглость никак не отреагировал и продолжал дрыхнуть. Тогда они еще плеснули. Опять ничего! Пиво в ухо как в канализацию уходит. Назад ни единая капля не вылилась. Тут уж их, козлов, любопытство разобрало. Целую бутылку зря стравили. А с пивом у нас большие трудности были. Вот и спрашивается, куда оно могло деваться? Ведь у меня потом даже башка не болела.

— Вы, братец мой, какой размер головного убора носите? — поинтересовался Смыков.

— Пятьдесят восьмой, а что?

— А то, что в таком черепе, если он, конечно, пустой, не одна бутылка пива вместится, а все четыре.

— Курдюк ты бараний, — обиделся Зяблик. — Если хочешь знать, моя голова против твоей, что сберкасса против сортира. Уж лучше молчи в тряпочку…

— Возможно, твое ухо напрямую связано с мочевым пузырем, — съязвила Верка.

— Мало ли какие чудеса на белом свете случаются. У нас один мужик в хирургии лежал, так у него хвост был. С полметра длиной. Знали бы вы только, что он этим хвостом выделывать умел.

— Нетрудно догадаться, — буркнул Смыков, размышлявший над тем, как бы достойно ответить Зяблику на его грубость.

— А вот и нет! — горячо возразила Верка. — У вас одни только гадости на уме. Хвост у него пушистый был, как у Бобика. Он им себе спину тер вместо мочалки.

— Большая экономия в хозяйстве, — зевнул Зяблик, которого после возлияния всегда в дрему клонило. — Только ты какой-то там хвост с ухом не сравнивай.

— Не знаю, галлюцинация это или нет, но мне кажется, к нам кто-то приближается, — нарочито бесстрастным голосом сообщил Цыпф. — Кто-то или что-то..

— Пушки к бою! — рявкнул Зяблик, выдергивая из-за пояса пистолет.

Удивительно, но факт: пьянка никак не влияла на его постоянную боеготовность.

— Боюсь, тут не пушки нужны, а зенитки, — сказал Цыпф. Его зрение благодаря очкам успело приспособиться к условиям сиреневого мира чуть получше, чем у всех остальных.

Неведомый объект, приближавшийся к ватаге, порхал наподобие бабочки примерно на высоте человеческого роста. Размерами и формой он напоминал смятую и оборванную по краям газету, которую унес из летнего туалета шалун-ветер. Но поскольку никакого ветра вокруг не ощущалось, загадочный предмет двигался по воле совсем других сил.

Сделав вокруг ватаги широкую петлю (не плавную, как парящая птица, а ломаную, скорее присущую летающим насекомым), посланец сиреневого мира устремился прямиком на людей. Лиловые блики так и поигрывали на нем, как на листе фольги, а полет был совершенно бесшумным (хотя, возможно, человеческое ухо просто не могло уловить его звук).

— Какого хрена ему надо? — пробормотал Зяблик, попеременно щуря то левый, то правый глаз.

— Мог бы и мимо пролететь, — констатировал Смыков, тоже успевший вооружиться. — А если вернулся, значит, интерес имеет.

— Сейчас мы ему этот интерес отобьем, — зловеще пообещал Зяблик, не в привычках которого было пасовать перед кем-либо, пусть даже перед нечистой силой. — Терпеть не могу, когда всякая шушера в честную компанию без приглашения лезет. Да еще и без своего стакана…

— Я бы лично посоветовал пока воздержаться от крайних мер, — сказал Цыпф.

— Нет никаких оснований считать, что это создание имеет агрессивные цели.