Юрий Иванович - Обладатель Страница 4

Вот три последних выражения, довольно точно выражали главное жизненное кредо Ивана. А уж на хлеб с маслом, да ещё и на икорку (пусть только на красную), сил и ума заработать хватит. А всё остальное: приходит с болью и переживаниями, зато и уходит без следа, но чаще всего со слезами. Так что стоит ли горбатиться и грызть ежедневно горло ближнему своему?

Вот господин Загралов и не грыз. А жил, пусть и довольно скромно, но в своё удовольствие.

Естественно, если уж быть до конца откровенным, многое ему в этом мире не нравилось. Очень многое. Список из несуразностей, несправедливостей, цинизма, подлостей и жестокостей получался очень и очень длинный. Но сознание уже давненько выработало иммунитет против множественных пунктов, отторгая их подспудно от ежедневного существования банальным вопросом-утверждением "А что я могу сделать…?!" На что чувство самосохранения сразу же и чётко заявляло в ответ: "Ни-че-го!" Ведь любая конфликтная ситуация могла перерасти в крупные неприятности, а то и катастрофу. Любая ссора могла довести до драки. И любой инцидент мог завершиться летальным концом. А сама жизнь, по чёткому определению, стоила дороже всего остального. Ради возможности видеть мир и вольно дышать полной грудью не следовало впутываться в неприятности.

В связи с подобными утверждениями, напрашивался иной вопрос: если человек не борется за справедливость, то наверняка у него и советь отсутствует полностью?

Но нет, с совестью у Ивана Фёдоровича всё было в полном порядке. Но вот вмешиваться он ни во что не собирался, действуя по принципу, глаза не видят, душа не болит. К примеру, если за углом слышится ругань, а то и звуки драки, то к той драке не то, что приближаться не следует, вообще за тот угол заглядывать не стоит!

Вот господин Загралов никуда, никогда не заглядывал… В герои он не рвался…

И, тем не менее, потерял всё! Кроме жизни, естественно. Ну и того жалкого мизера одежды, в котором ещё как-то можно было передвигаться по мокрому, холодному мартовскому городу.

Ещё месяц назад у него была жена, стабильная работа, две квартиры, и довольно неплохая, по меркам скромного буржуа машина. В одной, двухкомнатной квартире он с супругой жил, вторая, трёхкомнатная, выгодно сдавалась внаём. Подобным образом неплохо существовали многие владельцы недвижимости в столице. Причём существовали настолько неплохо, что попутно умудрялись отложить некие средства на "чёрный" день. Москвичи не гнушались подобным заработком, даже гордились им, совершенствовали его, холили, лелеяли и добавляли к нему новые красочные грани.

Вот одна из "граней" этого способа существования и оказалась тем переломным моментом, споткнувшись о который тридцатидвухлетний Иван Фёдорович стал нищим и бесправным бомжом. Хотя…, если смотреть правде в глаза, наверное в любом случае его доля определилась бы подобным образом. Одно следствие вытекало из другого, а вдуматься и рассмотреть надвигающуюся угрозу мешали наивность и принцип невмешательства.

Обе квартиры Загралова были на его имя. Одна ему досталась от деда по материнской линии, а вторую оставили ему родители, которые ещё десять лет назад уехали с какой-то дури в сибирскую тайгу и жили где-то недалеко от озера Байкал. Что-то им втемяшилось в голову, что именно там будет наилучшее место для выживания человека в условиях грядущих всепланетных катаклизмов.

Иван к тому времени заканчивал обучение в Бауманке и ехать никуда не собирался. По этому вопросу родители с ним и разругались настолько, что громогласно отреклись от собственного сына и в последние годы поддерживали отношения только кратными поздравлениями на Новый год и на дни рождения. А самая худшая фраза, сказанная отцом на прощанье, звучала так:

 – Ничего, ничего! Ты ещё попросишься, чтобы мы тебя приютили! А мы ещё подумаем и на твоё поведение посмотрим! – ну как на такие речи молодому парню не обидеться и не делать всё наперекор?

Вот так и остался молодой Фёдорович почти сиротой при живых родственниках. Может и загрустил бы он, да стал менять свои мировоззрения, но как раз на последнем курсе и встретилась ему та самая нежная, самая понимающая и самая любящая женщина. И неважно, что она оказалась с дальней периферии, и в прежние годы совместной учёбы даже не смотрела в сторону довольно скромного, не хватающего звёзд с неба парня. Всего два месяца они встречались, а после защиты дипломного проекта супруга переехала к нему жить и стала распоряжаться домашним хозяйством. О детях она сразу заявила: "Вначале поживём пару лет для себя, а потом – сколько пожелаешь, столько и нарожаю".

Но как-то так сложилось, что годы шли, а дети так и не появлялись, сколько Иван не старался. То становление на новой работе отвлекало и мешало, то первые путешествия по соседним странам, то попытки достигнуть того прожиточного минимума, при котором не стыдно и гостей к себе позвать и самим в свет выйти. А в последние годы жена стала заявлять, что у неё не всё в порядке со здоровьем и зачастила по разным врачам и лечениям санаторного типа. Причём молодая женщина ни дня не работала, несмотря на наличие высшего образования. Подобные несообразности более подозрительного, дотошного мужчину обязательно бы насторожили, заставили бы хоть раз проверить если не саму правомочность лечений, то хотя бы места ежедневных многочасовых визитов.

А ведь частенько усыплённый наивностью и чрезмерной верой разум получает на свою голову огромные неприятности, а то и чудовищные преступления.

К тому всё и пришло. Многоходовая, подлая афера оставила Загралова нищим, скомпрометированным, униженным и бесправным. Началось всё с того, что на работе прошла реорганизация, и новый начальник, разрешил определённой категории специалистов работать на дому. В условиях нынешней глобализации и засилья интернета подобное действо было возможно, удобно и выгодно всем сторонам творческого процесса. Загралов являлся специалистом робототехнических систем и комплексов, да и как обучавшийся на факультете информатики и систем управления создавал сложные программы да шлёпал по производственной необходимости нужные сайты. Потому в последние годы только и работал, что за компьютером. Громоздкие чертёжные доски и приспособления давно канули в лету, уступив место компактным принтерам и сканерам, ну а проверять работу подчинённого в любом случае удобнее и дешевле по конечному результату.

Вот Иван и получил право работать дома, а на работу являться только в случае острой необходимости или при форс-мажорных обстоятельствах.

Первые дни супруга после этих изменений ходила какая-то взвинченная и недовольная. На вопросы о таком нестроении, нервно отвечала, что дома работать лучше, но лучше бы зарабатывать больше. И добавляла: