Майкл Мэнсон - Конан и дар Митры Страница 4

Обобрав последние ракушки с валуна, он зашагал по берегу, угрюмо всматриваясь в воду. Прибило бы сейчас волной покойника... Какого-нибудь купца, из тех, кого спускают за борт лихие морские грабители Вилайета... И был бы он, скажем, в приличных штанах да с саблей в окостеневшей руке... Может быть, даже в сапогах... Тут Конан поглядел на свои ноги и покачал головой. Нет, с сапогами бы ничего не вышло! Народ здесь мелкий, не одну сотню купцов надо перебрать, чтобы найти обувь по размеру...

С другой стороны, при купце мог оказаться кошелек, и это сразу решило бы все проблемы - и с мечом, и с сапогами, и со всем прочим. Пусть даже не кошелек, а перстень... или дорогой камень в наголовной повязке... Предположим, купец бился насмерть у борта, и его продырявили насквозь стрелой либо копьем... мог же он тогда свалиться в море, избежав обыска умелых рук? Да, свалиться и приплыть к берегу, прямо к его, Конана, ногам... Вместе со своим сверкающим камнем...

Юный киммериец внезапно остановился, ибо в морских волнах и в самом деле что-то блеснуло. Что-то округлое, размером с дыню или с человеческую голову!

Купец? Или плывет только его башка, сверкая бритым черепом в лучах утреннего солнца? Во всяком случае, ни сапог, ни сабли, ни штанов не было видно... а без штанов какой же кошель? Их носят у пояса; а те, что поосторожнее, даже затыкают за пояс, поближе к телу... Эти азы воровской науки Конан уже усвоил неплохо, наблюдая за людьми, толпившимися у ворот Шандарата. В основном то была мелкая сошка, караван-вожатые да окрестные земледельцы с телегами овощей, но каждый, в отличие от киммерийского бродяжки, был при штанах и кошеле.

Конан вошел в воду. Тут, в северной части Вилайета, она была прохладной, но лицо юноши не дрогнуло; он мог шагать босиком по снегу и идти так целый день, от восхода до заката. Придерживая лук, чтобы не намокла тетива, сплетенная из собственных волос, он погружался все глубже и глубже, не сводя хищных глаз с блестевшего в воде предмета. Тот был темен и отражал солнечный свет не слишком щедро; скорее всего, не купец, а слуга купца из каких-нибудь дальних краев вроде Пунта или Зембабве, где люди, по слухам, черные, как головешки из костра. Конечно, такой нечисти пираты бы в первую очередь ссекли башку и вышвырнули за борт, подумал Конан с мрачной ухмылкой. Вот и плывет эта башка сейчас прямо к нему, абсолютно бесполезная и ненужная... Уж лучше бы была дохлая рыба! Ту, по крайней мере, можно съесть, коли не сильно провоняла!

Вода дошла ему до горла, и Конан, не желая пускаться вплавь, остановился. Он ждал, пока волны не подогнали странный предмет поближе, потом снял тетиву, вытянул длинную руку и зацепил предполагаемую голову изогнутой палкой. Она легко крутилась и вращалась в воде и явно не походила на башку чернокожего; да и любая голова не отличалась бы такой поворотливостью. Подогнав предмет поближе, Конан увидел, что перед ним что-то вроде горшка из темного, местами помутневшего стекла; он ухватил его за ручку и медленно побрел к берегу.

Значит, не купец, не голова купца с изумрудом во лбу, и даже не башка его черного слуги... Зато полезная вещь, размышлял он, поглядывая на свою находку. Похоже на кувшин в две ладони высотой и с горлышком в ладонь... в нем можно держать воду... куда удобнее, чем в старом глиняном горшке, найденном на городской свалке... А нельзя ли его продать? Возможно, вещь древняя и ценная... вроде тех, по которым сходят с ума всякие богатеи...

Он выбрался из воды, аккуратно поставил сосуд на песок и, сбросив свои рваные меха, разложил их сушиться на солнце. Штаны Конан снимать не стал, только выжал их прямо на теле; светило уже поднялось высоко, и он не ощущал холода. Покончив со своим туалетом, он снова взялся за горшок; в животе у него бурчало, но любопытство оказалось сильнее голода.

Внимательно осмотрев свою находку, он не сумел прийти к какому-либо разумному заключению. Возможно, эта штука и была древней, но об этом свидетельствовало лишь некое помутнение и без того темного стекла. На нем не имелось никаких знаков или украшений; гладкая поверхность плавно переходила в горлышко толщиной в четыре пальца. Дно оказалось не плоским, а выпуклым и округлым - большой недостаток, как решил Конан; этот кувшин мог стоять только в ямке, выкопанной в песке. Был он довольно тяжел - в три четверти веса боевой киммерийской секиры.

Он попытался разглядеть что-нибудь внутри, но безуспешно. Темно-зеленое стекло почти не пропускало света, и когда Конан поднял свою находку, держа против солнца, ни один лучик не пробился сквозь ее стенки. Ему показалось, что в сосуде клубится туман, но, скорее всего, это было обманом зрения.

Юноша откинул десяток горстей песка, укрепил в ямке кувшин и задумчиво уставился на него. Горлышко сосуда было заткнуто пробкой, вырезанной из дерева и залитой окаменевшей смолой; Конан с большим трудом отскреб ее лезвием ножа, не обнаружив и здесь никаких знаков. Ни привычного начертания северных рун, ни следов иной письменности, ни таинственных символов, коими повсюду, от ледяного Асгарда до жаркого Куша, заклинали нечисть. Самая обычная пробка, туго забитая в горло из толстого стекла и обмазанная самой обычной смолой... Нет, в таком сосуде не мог сидеть демон!

Эта мысль мелькала у него, еще когда он нес стеклянный горшок к берегу. В мире властвовали могучие боги - вроде грозного Крома, Владыки Могильных Курганов, Светоносного Митры, Ледяного Гиганта Имира, Древнего Змея Сета, темного Нергала; но, кроме них, невидимых и всесильных, в лесах, пустынях, горах и морях встречалось немало созданий, способных творить странные вещи, иногда добрые, иногда - злые, но всегда непонятные и потому страшные. Демоны, инкубы и ифриты, оборотни-вурдалаки, карлики добытчики и хранители золота, полулюди-полузмеи, вампиры, заблудшие души, зачарованные в камне статуй, в скалах или в древесных стволах... И это не считая черных и белых магов, колдунов, ведьм, друидов, жрецов и всяческих грамотеев, способных пробормотать пару заклинаний и потому возомнивших себя магами или жрецами! Их могущество и власть казались ничтожными по сравнению с могуществом и властью богов, но их бы вполне хватило, чтобы Конан, мальчишка-варвар из Киммерии, превратился в обугленную головешку - или во что-нибудь похуже.

Но потому, что он был варваром и свято верил в подобную возможность, он был и дьявольски осторожен. Осторожен и терпелив! Перед ним находился сосуд, плотно закупоренный и явно не содержавший ни вина, ни масла, ни сокровищ, ни записок потерпевшего кораблекрушение путника; для чего же забили в него эту пробку и залили смолой? Такие вещи не делаются для развлечения, в этом Конан был уверен. А потому он сидел неподвижно до самого полудня, не обращая внимания на голодные спазмы в желудке и не спуская глаз с горшка, вкопанного в песок.