Альфред Ван Вогт - Слэн Страница 4

Глава 2

Опять появился этот маленький противный мальчишка. Кэтлин Лэйтон нервно напряглась, потом расслабилась. От него невозможно спрятаться там, где она стояла, на пятисотфутовой крепостной стене, окружавшей дворец. Но, прожив долгие годы во враждебном окружении, легко противостоять чему угодно, даже Дэви Динсмору, одиннадцатилетнему мальчишке.

Она не отвернется. Она не даст ему никакого намека на то, что знает о его приближении к ней по широкому, крытому стеклом прогулочному коридору. Замерев, она продолжала поддерживать лишь легкий контакт для того, чтобы он не появился перед ней внезапно. Надо было продолжать рассматривать город так, как будто ничего не происходило.

На небольшом расстоянии от нее раскинулся город: громадный массив домов и зданий, их пестрая расцветка то вспыхивала яркими красками, то пропадала совсем в сгущающихся сумерках. Равнина за чертой города выглядела темной, и обычно голубая, струящаяся вода реки, вытекающей из города, казалась черной, матовой в этом мире, почти лишенном солнца. Даже горы на отдаленном, темнеющем горизонте приняли очертания, тяжелый характер которых соответствовал печали в ее собственной душе.

— А-а-а! Смотри хорошенько. В последний раз это видишь.

Грубый голос проскрежетал по ее нервам, как сильный бесполезный шум. На мгновение слова казались настолько неразличимыми, что смысл их не дошел до ее сознания. Потом, не желая того, она повернулась к нему лицом.

— В последний! Что ты имеешь в виду?

В ту же секунду она пожалела о сказанном. Дэви Динсмор стоял в шести футах от нее. На нем были надеты длинные шелковые брюки зеленого цвета и открытая на груди желтая рубаха. На лице мальчика было написано выражение: «Я крутой мужик», а его губы изогнулись в презрительной усмешке, что сильно напомнило ей о том, что даже ее безразличие к нему означало его победу. Но все же — почему он сказал это? Трудно было поверить, что эти слова он выдумал сам. Ее охватило желание покопаться в его мозгу. Она вздрогнула и решила не делать этого. Войти в этот мозг в его теперешнем состоянии означало на месяц потерять остроту восприятия.

В течение долгих месяцев она разрывала свой мозговой контакт с потоком человеческих мыслей, людских надежд и людской ненависти, которые превращали атмосферу дворца в ад. Лучше наказать мальчишку сейчас, так же как она это делала прежде. Она повернулась к нему спиной, и легчайший из легких контактов с его мозгом принес ей полутона гнева, который прокатился сквозь него. И вновь она услышала его прерывистый голос:

— Да-а-а, последний раз. Я это сказал, и я это сделаю. Завтра тебе исполняется одиннадцать лет, так?

Кэтлин не ответила, притворившись, что не расслышала. Но за маской равнодушия она скрыла пронзившее ее ощущение надвигающейся катастрофы. В его голосе было слишком много злорадства, слишком много уверенности. Возможно ли, что вокруг нее происходили ужасные вещи, строились ужасные планы в те месяцы, когда она изолировала свой мозг от мыслей этих людей? Совершила ли она ошибку, заперев себя в своем собственном мире? А теперь реальный мир пробил ее защитную броню.

Дэви Динсмор бросил:

— Думаешь, ты умная? Больше не будешь так думать, когда тебя завтра станут убивать. Может быть, тебе об этом неизвестно, но мамочка говорит, что по дворцу ходят слухи, что, когда тебя привезли сюда, мистеру Киру Грею пришлось пообещать кабинету, что тебя убьют на твой одиннадцатый день рождения. И даже не думай, что они этого не сделают. Позавчера на улице они убили женщину-слэна. Понятно! Что ты на это скажешь, умница?

— Ты сумасшедший? — слова сами собой слетели с ее губ. Она до конца не поняла, что это произнесла она, потому что она думала совершенно другое. Кэтлин не сомневалась, что он говорит правду, — это совпадало с огромной массой их ненависти. Это было настолько логично, что ей внезапно показалось, что она всегда об этом знала.

Странно, что именно упоминание о том, что Дэви об этом рассказала его мать, захватило сознание Кэтлин. В памяти она вернулась на три года назад, в тот день, когда этот мальчишка напал на нее под покровительствующим взглядом своей матери, надеясь попугать маленькую девочку. Сколько удивления, сколько крика и страха увидела Кэтлин, когда подняла Дэви в воздух, а его разгневанная родительница подскочила к ним, изрыгая угрозы и обещания того, что она сделает с «грязным, подлым маленьким слэном».

И вдруг появился Кир Грей, серьезный, высокий и мощный, и миссис Динсмор вся сжалась перед ним.

— Мадам, на вашем месте я бы не поднял руки на этого ребенка. Кэтлин Лэйтон принадлежит государству, и в нужное время государство избавится от нее. Что касается вашего сына, то я случайно стал свидетелем происшедшего. Он получил как раз то, чего заслуживает каждый задира, и, я надеюсь, он получил хороший урок.

Какое необыкновенное удовольствие доставило ей то, что он ее защищал. После этого она поместила Кира Грея в другую категорию людей в своем сознании, несмотря на его безжалостность, несмотря на то, что про него рассказывали ужасные истории. Но теперь она знала правду, и что он не сказал ничего лишнего тогда: «…государство избавится от нее».

Она вздрогнула, вышла из задумчивого состояния и увидела, что город внизу изменился. Вся огромная его масса величественно засверкала мириадами огней, раскинувшихся широкой панорамой. Превратившись в чудесное зрелище, он лежал перед ней, как громадный, сверкающий драгоценный камень, сказочная страна домов, которые поднимались вверх к небесам и горели, являя картину величественной мечты. Как хотелось ей войти в этот загадочный город и увидеть самой все те удовольствия, которые представлялись ей в воображении. Теперь, конечно, она никогда не увидит его. Целый мир останется неувиденным, неиспробованным, не принесшим наслаждения.

— Ага! — вновь послышался нервный голос Дэви. — Смотри хорошенько. В последний раз.

Мороз пробежал по коже Кэтлин. Она не могла вынести присутствия этого… этого испорченного мальчишки более ни секунды. Не сказав ни слова, она повернулась и спустилась во дворец, в одиночество своей комнаты.

Сон не приходил, а было уже поздно. Кэтлин точно знала, что было поздно, потому что рокот мыслей снаружи утих и все давно были в постели, кроме охранников, неврастеников и любителей поздних вечеринок.

Странно, но уснуть она не могла. На самом деле ей полегчало, когда она узнала обо всем. Будничная жизнь была ужасной, ненависть слуг и всех остальных людей почти невыносимой. В конце концов она, должно быть, задремала, потому что резкая мысль, которая пришла к ней снаружи, исковеркала сон, который ей снился.