Павел Вежинов - Однажды осенним днем на шоссе Страница 4

Он с любопытством взглянул на меня:

– А именно?

– Логика очень простая, – ответил я. – Бесконечность вселенной предполагает неисчислимое множество форм материи. И разумеется, нельзя утверждать, что только здесь, на нашей маленькой планете, существует та единственная форма, которую именуют человеческим сознанием. По-моему, это абсурдно.

Он чуть заметно улыбнулся.

– Разве не так? – удивился я.

– Продолжайте, продолжайте…

– Итак, наша цивилизация существует всего несколько тысяч лет, и все же это единая развитая цивилизация. Скоро нога человека вступит и на другие планеты. А если бы она существовала несколько миллионов лет? Логика подсказывает вероятность существования во вселенной еще более развитой, могучей цивилизации; очевидно, для нее не представляло бы особой проблемы узнать о нас и войти в контакт с нами. Я не раз сам себе задавал вопрос, почему этого не происходит, почему так изолирована и одинока наша маленькая планета.

– Но я мог бы вам возразить, что время и пространство реально существуют, – ответил он спокойно. – И что масштабы, по которым живет ваша цивилизация, несоизмеримы с масштабами времени и пространства в нашей Галактике.

– Нет, такое утверждение представляется мне абсурдным, – сказал я. – Мне трудно поверить, что даже скорость света – предельная скорость, с которой мы можем передвигаться в пространстве. Все эти понятия крайне относительны. Абсолютна сама субстанция. И глубокое проникновение в ее сущность, наверно, откроет много возможностей для непосредственных контактов и обмена информацией. Тогда почему их нет? Очевидно, потому, что это не нужно и лишено смысла.

Я замолчал и посмотрел на него выжидающе.

Он тоже молчал и медленно, словно машинально покачивал головой.

– Следует признать, что ваши рассуждения отнюдь не лишены логики, – ответил он наконец. – И несмотря на это, они весьма произвольны. Приведу один простой пример. Если, как вы говорите, возможны любые комбинации материи, то разве нельзя предположить, что существует и такая комбинация – одна Галактика с одной человеческой цивилизацией?

– Почему же нет? – спросил я легкомысленно.

– Но тогда рушится ваша теория о непременных контактах.

Да, конечно, он был прав.

– И кроме того, – продолжал незнакомец, – не стоит приписывать всякому сознанию те качества, которые свойственны сознанию земного человека. Ведь возможно и такое сознание, которое отличается от вашего, и вы просто не заметите его, не обратите внимания. Или оно заметит вас, но окажется, что вы не находитесь в сфере его интересов. Разве вы замечаете муравьев, ползающих по вашему саду, хотя знаете, что это живые существа? И вы не стремитесь ведь чем-то помочь им?

– Но они же не разумные существа!

– А кто вам сказал? Может быть, это не столько абсолютно точный факт, сколько ваше о них представление? И, может быть, все совершенно не совпадает с вашей точкой зрения на то, что вы, люди, называете развитием? Кроме того, вы говорите о сознании вообще, в космическом масштабе, и не умеете отметить хотя бы одно постоянное и характерное его качество. Можно допустить, например, что самым существенным качеством сознания является недолговечность. Или самоуничтожение на определенном этапе развития. Тогда отпадает и ваш основной тезис о бескрайнем его совершенствовании на протяжении огромного периода времени.

– Да, вы правы, – ответил я смущенно. – Хотя сам факт вашего присутствия не говорит в пользу таких доводов.

– Я говорил сейчас не о фактах, а о вашей логике.

– Тогда я предпочел бы, чтобы мы поговорили о конкретных фактах.

Он снова покачал головой.

– К сожалению, конкретные факты мы с вами не будем обсуждать.

– Но почему? – спросил я с досадой.

– Я мог бы, конечно, вам объяснить… Но нужно, чтобы вы сами добыли свои знания. И своими собственными усилиями изменяли жизнь… Как вы не можете усвоить, что именно в этом смысл существования земного человека?

Голос у него был тихий, но глубокий, с каким-то странным тембром, и впервые мне пришла в голову мысль, что это не совсем человеческий голос.

– Вероятно, вы правы, – ответил я. – То, что вы сказали, я понимаю, но не могу вникнуть в сущность вашей нравственности. Ведь вот вы живете среди нас, видите страдания, ложь, насилие, видите, как, беспомощные, отчаявшиеся, бьемся мы иногда в заколдованном круге невежества. И в то же время хорошо знаете, как помочь укрепиться всему доброму и справедливому. Но не вмешиваетесь. Не искажает ли это смысл вашего существования?

Он взглянул на меня как-то особенно.

– Тогда вообразите себе, что в нашей нравственности намного больше разума, чем чувства.

– Трудно мне это понять, – сказал я. – Ваша цивилизация более совершенна, чем наша; значит ваша нравственность должна быть выше. И, вероятно, у вас вызывают ужас некоторые явления, с которыми мы свыклись. Войны, например. Представьте себе, что завтра перед нашим человечеством встанет угроза ядерного самоуничтожения. Неужели вы даже этому не помешаете?

– Нет, конечно, – твердо сказал он. – Вы обязаны сами найти выход из кризиса. Если мы вам помешаем, вы не приобретете иммунитета и впоследствии погибнете от еще более страшной катастрофы.

– Да, вывод логичный! И тем не менее я не могу его принять. Почему вы не можете избавить нас от мук, в которых мы сами не повинны? Спасите хотя бы от рака… Или от туберкулеза.

– Ведь я уже объяснил вам, – ответил он, слегка нахмурясь. – Те, кто умнее меня, решили, как следует поступать, и я не имею права ничего изменить.

Внезапно мне пришла на ум спасительная мысль:

– Тогда помогите хотя бы моему другу. Согласитесь, что один-единственный случай вмешательства не изменит исторического пути развития человеческого общества.

Он молча откинулся назад. И мне показалось, что в тот момент он заколебался.

– Нет, я не имею права! – сказал он, опять нахмурившись.

– А почему же вы помогли мне? Почему избавили меня от смерти?

– Тогда я подумал, что это несчастье случилось по моей вине. А я не имею права быть виновным.

Меня вдруг охватило чувство безнадежности, и я замолчал. Молчали мы оба. На улице уже стемнело, но в комнате было все так же светло, как днем. Странно, в ту минуту на меня это не произвело особенного впечатления.

– И все-таки вы будете соучастником в наших делах, – сказал я. – Я опишу все, что сегодня случилось.

– Ну, это не проблема, – усмехнулся он. – Я в одно мгновение мог бы стереть в вашем мозгу все, что вы собираетесь запомнить.

– И вы действительно это сделаете?

– Да нет, конечно… Пишите что хотите. Все равно никто вам не поверит…