Михаил Харитонов - Моргенштерн Страница 4

- Садись, Арутюнян, - не дожидаясь ответа, он плеснул молодому помощнику на два пальца бурой вонючей жидкости.

Роберт пододвинул к себе стакан и сделал вид, что мочит губы. Сам он не пил ничего, кроме сухого красного вина, и шеф это отлично знал. Миних, однако, предпочитал напитки позабористее. И того же требовал от подчинённых.

- Мидовцы решили, что они великие, - в заплывшем жиром горле господина председателя комиссии всё ещё булькала свежая обида, - они опять решают вопросы с америкосами без нас. И просрали всё, конечно, - это было сказано не без удовлетворения, - просрали, потому что не в теме совершенно. Если бы они с нами пошли, ещё можно было бы как-то. Нет, решили сами всё сдать, за фу-фу. Так дела не делают.

"Так дела не делают" - это была любимая поговорка господина Миниха. Господин Миних хорошо знал, как делают дела. За полтора года работы на новом месте он сдал американцам и англичанам советских научных разработок где-то на полмиллиарда американских долларов, по самым приблизительным подсчётам. За это он получил где-то около восьмидесяти тысяч тех же денежных единиц (на счета и наликом), а также был приглашён на два ооновских семинара - по развитию и по разоружению. Кроме того, в прошлом году Илья Григорьевич в составе российской правительственной делегации ездил в Англию. Оттуда он привёз дорогую чернильную ручку с золотым пером, клетчатый пиджак, и вересковую трубку в футляре - подарок принимающей стороны. Трубку господин Миних не курил, и через некоторое время подарил её господину Зайончковскому из Конституционного Суда, страстному курильщику и полезному человеку. Господин Зайончковский отдарился настольным хрустальным шаром со статуэткой Гермеса, бога торговли. Арутюнян, глядя на этот шар, каждый раз вспоминал немецкую сказку про дурака Ганса, который поменял золотой слиток на коня, коня на корову, корову на козу, и так дошёл до точильного камня, который утопил в колодце.

- Так что у нас там, так сказать, говорят мидовцы, а, Илья Григорьевич? - Роберт решил, что пора уже демонстрировать интерес к проблеме.

- Да ты пей, что-ли, - Миних никак не мог отойти. - В общем, они хотели переговоров по тому спутнику, помнишь, ты документы приносил? Гутенморген какой-то... что-то по немецки. Не люблю немецкий. Грубый язык.

- Проект "Моргенштерн", Илья Григорьевич, - вежливо ответил Арутюнян. - Моргенштерн - это по-немецки "утренняя звезда", то есть Венера. Ещё так называли ручное оружие, нечто вроде булавы с шипами... Ну немцы, они вообще всякие такие штуки любили. Я эту дулю в музее видел, в Нюренберге, кажется, помните, мы были? Приятная такая бешечка...

- Не надо мне тут образованность показывать, - Миниху явно изменяла выдержка. Роберт напомнил себе, что старый носорог и вправду зол. - Ты слушать будешь, или вискарь глушить?

Роберт с готовностью отодвинул от себя ненавистный стакан.

- Пей, - тут же скомандовал шеф. - Вискарь ему, видите ли, не нравится. Коллекционный, меж проч. Сингл-молт. Может, коньяка тебе плеснуть? Армянский, кстати. Что мне в армянах конкретно нравится, это коньяк. Вот ты скажи, как армянин...

- Илья Григорьевич, так что там с МИДом? - Роберт терпеть не мог разглагольствований шефа на национальную тему.

- Ну что с МИДом? Я так понял, с ними связались америкосы. Занадобился им этот спутник, говна пирога. Небось решили, что это оружие. В советские времена хрен знает сколько всякого оружейного понаделали... Ну им предложили условия, всё как обычно - так и так, мы решаем вопрос по спутнику, вы нам пети-мети, ну короче всё цивильно. Но потом какая-то срань случилась непонятная. Короче, америкосы совершенно упёрлись, как никогда, типа нам этого не надо. И пети-мети того, тю-тю.

Арутюнян вздохнул. Миних, как человек старой интеллигентной закваски, не любил вульгарных слов, обозначающих деньги. В частности, он никогда не позволял себе общеупотребительное в его кругах словечки - "капуста", "бабло", "грины", "лаве" - предпочитая наивный жаргон времён своей юности.

Зазвонил белый телефон. Илья Григорьевич глянул на определитель, поднял бровь, собрал губы жопкой, и заквакал в трубку:

- Йе, хай. Хай, деа миста Петникофф. Йе, из спид. Йе, из вери спид. Сделаю. Ви шелл дисайд виз проблем. Короче, колл туморроу ин сикс ивнингс он ве Москоу тайм. Ну в обшем ты понял. Бай!

- Петников звонил, - объяснил он. - Из Уошингтона. Совсем заработался мужик, родной язык забывать стал... Хотя может и правильно. Я вот, знаешь, себя иногда на чём ловлю? Что уже на английском думаю. Говорю по-русски, а думаю на английском. Теперь бы вот ещё произношение подработать.

Роберт сыграл лицом, изображая внимание и сочувствие. Илья Григорьевич которой год занимался английским по индивидуальной программе. К сожалению, языковой барьер оставался непреодолённым - иностранцы упорно не понимали английского языка в исполнении Ильи Григорьевича, что роковым образом сказывалось на количестве пети-мети. Однако, Миних не терял надежды, и упорно ходил на занятия.

Телефон зазвонил снова.

- Ай донт андестэнд! Ин рашен, плиз! - прокричал в трубку Миних, после чего грязно выругался на языке родных осин.

Интеллигентного Роберта передёрнуло.

Республика Украина, Киев.

От старика воняло - гнилым ртом, немытым телом, лекарствами, и ещё чем-то противным, как оно бывает у зажившегося старичья. Герман надеялся, что скоро придышится, и его перестанет подташнивать.

- Аркадий Яковлевич, вам не душно? - попробовал он всё же закинуть удочку.

- Форточку открыть? Форточку мне нельзя, - проскрипел старик. Простужусь, помру. А у меня ещё есть дела. Грехи замаливать, - старик сухо, неприятно засмеялся, брызнув слюнькой. Розовая нижняя челюсть задрожала. Герман постарался отвести глаза: непристойный голый подбородок с несколькими седыми волосёнками выглядел как-то особенно гадко.

Аркадий Яковлевич Шапиро с кряхтением приподнялся и сел в кровати, кое-как пристроив спину на продавленной жёлтой подушке.

- Что, Гера, стариков не любишь, - вдруг сказал он. - И правильно. Старость - страшная вещь. Но для души - полезно. Это надо потрохами почувствовать, что прах ты еси... - старик выдержал паузу - и в прах обратишься. Вот так. Сам-то как в плане здоровья?

- Как обычно. Сердце, как всегда, но это врождённое... а так вроде живой, - вежливо ответил Герман.

Крошечная комнатка, где доживало свой немалый век угасающее светило советской астрофизики, напоминало внутренности обувной коробки: со всех сторон давила теснота от ненужных посторонних предметов. Рядом с узенькой девичьей кроватью лежали какие-то ящики. В углу возвышалась капельница, похожая на никелированную вешалку. На подоконнике громоздились горшки с кактусами, подпирающие друг друга оббитыми рыжими боками. Аркадий Яковлевич, продав огромную профессорскую квартиру на Крещатике, оставил там библиотеку, а вот кактусы зачем-то забрал...