Грег Бир - Музыка, звучащая в крови Страница 4

– Дальше я смешал лейкоциты со своей кровью, набрал шприц и ввел все это себе обратно. – Он застегнул верхнюю пуговицу рубашки и неуверенно улыбнулся. – Я запрограммировал их на все, что только можно, общаясь с ними на самом высоком уровне, который допускают энзимы и тому подобное. После чего они зажили своей жизнью.

– Ты запрограммировал их плодиться и размножаться? Становиться лучше? – повторил я его фразу.

– Я думаю, они развили кое-какие характеристики, заложенные в биочипы еще на стадии кишечных бактерий. Лейкоциты уже могли общаться друг с другом, выделяя в окружающую среду химически закодированные участки памяти. И наверняка они нашли способы поглощать другие типы клеток либо преобразовывать их, не убивая.

– Ты сошел с ума.

– Но ты сам видел изображение на экране! Эдвард, меня с тех пор не берет ни одна болезнь. Раньше я простужался постоянно, зато теперь чувствую себя как нельзя лучше.

– Но они у тебя внутри и постоянно что-то находят, что-то меняют…

– И сейчас каждая группа не глупее тебя или меня.

– Ты действительно ненормальный.

Он пожал плечами.

– Короче, меня вышибли. Решили, видимо, что я попытаюсь отомстить за то, как они расправились с моей работой. Поэтому меня выгнали из лаборатории, и до сего момента мне не представлялось настоящей возможности узнать, что происходит в моем организме. Три месяца уже прошло.

– И ты… – Я едва поспевал за перегоняющими друг друга догадками. – Ты сбросил вес, потому что они улучшили у тебя жировой обмен. Кстати, кости стали прочнее, позвоночник полностью перестроен…

– У меня никогда не болит спина, даже если я сплю в очень неудобной позе.

– Сердце у тебя тоже выглядит не так.

– Про сердце я не догадывался, – сказал он, внимательно разглядывая изображение на экране. – А насчет жира… Об этом я думал. Они вполне могли улучшить у меня обмен веществ. В последнее время я никогда не чувствую себя голодным. Привычки в еде у меня не слишком сильно изменились – по-прежнему хочется того, чего и всегда хотелось, – но почему-то я ем только полезные продукты. Видимо, они еще не поняли, что представляет собой мой мозг. Они освоили железистую систему, но пока не осознали глобальной картины, если ты понимаешь, что я имею в виду. Они еще не знают, что я – это я. А вот что такое репродуктивные органы, усвоили просто замечательно.

Я взглянул на экран и отвел глаза.

– Нет, внешне все выглядит нормально. – Он захихикал. – Но как, ты думаешь, я подцепил эту красотку Кандис? Она рассчитывала просто на одноразовое приключение с технарем. Я и тогда уже неплохо выглядел: без загара, но уже постройнел и одевался весьма прилично. Ей, видишь ли, никогда раньше не попадался технарь, ну и она решила попробовать ради смеха… Но мои маленькие гении не давали нам спать чуть не до утра, и с каждым разом они становились все умнее и умнее. Я был словно в лихорадке.

Улыбка исчезла с его лица.

– Но однажды ночью я почувствовал, как у меня по всей коже бегают мурашки. Я здорово тогда напугался и решил, что эксперимент выходит из-под контроля. Кроме того, меня беспокоило, что может произойти, когда они преодолеют гематоэнцефалитический барьер и узнают обо мне, о настоящих функциях клеток головного мозга. Поэтому я начал кампанию сдерживания. Насколько я понимал, они пытались проникнуть в кожу, потому что по поверхности прокладывать коммуникационные каналы гораздо легче, чем устанавливать цепи через органы, мускулы и сосуды или в обход им. По коже получалось проще. Пришлось купить кварцевую лампу… – Тут он перехватил мой удивленный взгляд. – В лаборатории мы разрушали белок в биочипах, подвергая их ультрафиолетовому облучению, а я чередовал лампу дневного света с кварцевой. В результате они не лезут на поверхность, а я получаю отличный загар.

– Ты еще можешь получить рак кожи, – добавил я.

– Думаю, они сами сделают все, что нужно, чтобы меня уберечь. Как полицейские патрули.

– Ладно. Я тебя обследовал, ты рассказал мне историю, в которую трудно поверить… но чего ты теперь от меня хочешь?

– Я не настолько беззаботен, как могло показаться, Эдвард. Меня по-прежнему не оставляет беспокойство, и я хотел бы найти какой-нибудь способ ограничить их прежде, чем они узнают о моем мозге. Ты сам подумай: их теперь триллионы, и каждый не глупее меня. Они в определенной степени сотрудничают, так что я, возможно, умнейшее существо на планете, но на самом деле у них еще все впереди. Я бы не хотел, чтобы они захватили надо мной власть. – Он рассмеялся, и у меня по спине пробежал неприятный холодок. – Или украли душу… Поэтому я прошу тебя подумать над каким-нибудь способом ограничить их. Может быть, этих маленьких чертенят можно поморить голодом? Подумай. – Он вручил мне листок бумаги со своим адресом и телефоном, затем подошел к клавиатуре, убрал изображение с экрана и стер данные обследования. – Пока никто, кроме тебя, ничего не должен знать. И пожалуйста… поторопись.

Ушел Верджил только в три часа ночи. Перед этим я взял у него кровь на анализ, затем пожал его влажную, дрожащую ладонь, и он в шутку предупредил меня, чтобы я не принимал образцы внутрь.

Прежде чем уйти домой самому, я заложил кровь на анализ, результаты которого были готовы уже на следующий день. Я получил их во время перерыва на ленч, затем все уничтожил. Проделал я это совершенно механически, словно робот. Лишь через пять дней и почти столько же бессонных ночей я принял увиденное. Кровь его оказалась вполне нормальной, за исключением того, что машина выявила заражение: высокий уровень лейкоцитов – белых кровяных клеток – и гистаминов. На пятый день я наконец поверил.

Гэйл вернулась домой раньше меня, но в тот вечер была моя очередь готовить ужин. Она поставила на проигрыватель один из детсадовских дисков и продемонстрировала мне образцы видеокомпьютерной живописи, которые создавали ее дошкольники. Я молча смотрел. Ужин тоже прошел в тишине.

Ночью мне приснилось сразу два сна – видимо, признак того, что я наконец принял факты. Во время первого, от которого я постоянно ворочался и скомкал всю простыню, мне привиделось разрушение планеты Криптон, родного мира Супермена, где погибали в огне миллиарды супергениев. Скорее всего этот кошмар навеяла стерилизация образцов крови, которые я взял у Верджила.

Второй сон оказался хуже. Мне снилось, как огромный город Нью-Йорк насилует женщину. В конце концов она родила множество маленьких зародышей-городков, завернутых в полупрозрачную пленку и залитых кровью после трудных родов.

На утро шестого дня я позвонил Верджилу. Он ответил после четвертого гудка.

– У меня есть кое-какие результаты, – сказал я. – Ничего окончательного, но хотел бы с тобой поговорить. Не по телефону.