Сергей Абрамов - Поиск-80: Приключения. Фантастика Страница 4

К сожалению, Писарь знал мало. Его данных было вполне достаточно для понимания оперативной обстановки в целом, но явно недостаточно для полного искоренения большевистского подполья.

Все члены организации были разбиты на «пятерки». Количество групп Писарь не знал, но предполагал, что их больше десяти.

«50 человек… это уж слишком!» — все больше тревожился Муравьев.

Руководители «пятерок» в лицо друг друга не знали. Связь шла только через Учителя, судя по всему опытного профессионала конспиратора.

Писарь руководил «пятеркой» на заводе Леснера и был готов выдать контрразведке всех поименно (плюс Учитель). Но шесть человек абсолютно не устраивали штабс-капитана, и он прежде всего занялся карьерой Писаря, которому председатель подпольного ревкома доверял пока ни больше ни меньше, чем остальным подпольщикам. Ради повышения престижа агента пришлось пожертвовать некоторым количеством военного снаряжения с одного из складов.

Писарь сообщил Учителю день и час выхода из города небольшого обоза (две подводы) с плохой охраной, везущего оружие и медикаменты в один из фронтовых полков.

Муравьев лично отбирал «подарки большевикам».

Подпольщики решили рискнуть.

На операцию были брошены три боевых пятерки. В результате был захвачен сломанный пулемет системы «Гочкис», два ящика с револьверными патронами (они подходили только к английским браунингам системы «Лервин»), солдатское обмундирование. Медикаменты, как и предполагал осмотрительный Муравьев, большевики не тронули.

В нападении особенно отличился Писарь.

Он первым бросился из засады на верхового из малочисленного (об этом тоже позаботился Муравьев) конвоя.

«А что если он хотел погибнуть?»

В операции Писарь познакомился с руководителями двух пятерок и при случае уже мог бы опознать человек десять.

«Это уже успех!»

Операция помогла Писарю сделать резкий рывок в карьере подпольщика. Учитель подключил его к созданию подпольной типографии.

А самое главное, Муравьев узнал наконец-то тайну того самого проклятого сигнала, по которому боевые дружины должны были выступить в день Икс, в момент внезапного удара красной конницы.

И то, что узнал штабс-капитан, казалось нелепым и даже смехотворным. Просто-напросто однажды на одну из городских голубятен (как выяснилось, их ровно 132), принадлежащую родственникам неизвестного Писарю подпольщика, прилетит обыкновенный почтовый голубь, к лапке которого будет привязана медная гильза от патрона для трехлинейной винтовки, в которой и будет записка с датой удара Красной Армии в направлении на Энск.

Перехватить почтовика значило не только свернуть голову подполью, но и упредить контрударом прорыв фронта…

Алексей Петрович в возбуждении откинулся на спинку кресла и завертел между пальцев остро отточенный карандашик.

Писарь узнал даже и такую забавную мелочь: имя почтового турмана — Витька…

На столе прозвенел телефон.

Муравьев всегда с удовольствием брал телефонную трубку. Союзники установили отличную связь, и это был порядок.

— Какие новости? — спросил знакомый голос.

Это звонил со станции Черная, из штаба бригады, адъютант полковника Гай-Голубицкого прапорщик Николя Москвин. Они были приятелями еще с киевской гимназии.

— Новость все та же, — ответил Муравьев, — Россию погубит пошлость и глупость.

— Паршивое настроение?

— Не то слово… а что у вас?

— Полк Пепеляева потерял две роты. Убит Колька Рожин, Мельников ранен. Голубицкий — ничтожество и бездарность. Спирт кончился, а союзники сволочи! Все…

— Поменьше соплей, Николя.

— Если Мамонтов не отвернет к нам из Тамбова — пакуй чемоданы. Фронт пальцем проткнуть, не то что.

— Николай, по долгу службы я должен расстрелять тебя за паникерство.

— Сделай милость. А? Не то сам пулю в лоб — ей-богу!

— Ты истеричка или офицер?

— Слушаюсь, господин штабс-капитан! — дурашливо заорал Николя. — Да здравствует самодержавие!

— Ты пьян?

— Так точно.

— Иди спать!

— Меня, между прочим, тоже задело.

— Куда?

— Фуражку пробили, смешно. А я напился.

— Проспись, утром позвоню…

— А ты напейся! — и Николя бросил трубку.

Муравьев с досадой встал и прошелся по залу, разминая затекшие ноги. Свет лампы, срываясь со стола, тревожно мерцал на паркете. На стене, в полумраке, дымным длинным пятном скакал конь под самодержцем.

А между тем идею с гарпией Алексей Петрович про себя считал блестящей… «И отправился Персей в далекий путь в страну, где царили богиня Ночь и бог смерти Танат. В этой стране жили ужасные горгоны. Все их тело покрывала блестящая и крепкая, как бронза, чешуя. Громадные медные руки с острыми железными когтями были у горгон. На головах у них вместо волос двигались, шипя, ядовитые змеи. Лица горгон с их острыми, как кинжалы, клыками, с губами красными, как кровь, и с горящими яростью глазами были исполнены такой злобы, были так ужасны, что в мраморную статую обращался всякий от одного взгляда на горгон. На крыльях с золотыми сверкающими перьями горгоны быстро носились по воздуху. Горе человеку, которого они встречали. Горгоны разрывали его на части своими медными руками и пили его горячую кровь…»

Штабс-капитан деникинской контрразведки Алексей Петрович Муравьев был старшим сыном приват-доцента Киевского университета Петра Ферапонтовича Муравьева, специалиста по древнегреческой мифологии.

Муравьев подошел к окну. Он услышал громкое пение, отдернул штору. Из-за угла на Миллионную выходила короткая колонна юнкеров. В свете фонарей были видны их красные распаренные лица. Они шли из бани. Завтра на передовую.

Жаль Маруське парня,Слезы льет рекой!Пуля ищет дурня…

— горланила колонна.

Над крышами домов, уходя к горизонту, висела темная туша ночи. Этакий исполинский фиолетовый язык. Оттуда наступали рабочие полки, оттуда из Москвы тянуло древним хаосом, азиатчиной. Алексей Петрович поспешно задернул штору и сел в кресло, поближе к покойному теплу и свету электрической лампы.

Итак, идею с гарпией Алексей Петрович про себя считал блестящей.

Вначале, узнав от Писаря об этой нелепой затее большевиков с почтовым голубем, Муравьев растерялся. Голубь мог прилететь на любую из ста тридцати двух (почти опустевших за годы войны) голубятен, он мог прилететь и просто на знакомый чердак, к своему окну, к своему дереву.

Попробуй поймать блоху под облаками!

Нельзя же поставить часовых к каждому дереву!