Михаил Пухов - Брошен ввысь Страница 4

К счастью, с женщинами общаться проще, да их большинство. Но общаться придется не только с ними.

Я один. Вита где-то хлопочет. Все суетятся, готовятся к высадке. Я почти все свое время провожу в рубке.

Мне нравится в рубке. Здесь нет лжепейзажей за окнами. Есть только звезды – далекие огни за прозрачным стеклом.

Впереди вспухает Альтаир. Красавец. Где-то там – еще невидимая планета, на которую мы сядем. И никогда больше не полюбуемся звездами – только сквозь толстый слой атмосферы, созданной нашими предшественниками, роботами-терраформистами.

Мы туда летим. Интересное слово «мы». Что к нему ни прибавь, оно все равно остается собой. Другого такого нет. Например, "я" в совокупности с кем-то или чем-то – это уже «мы». А «мы»

– всегда «мы».

Другие члены экспедиции иногда тоже заглядывают в рубку. Мне кажется, и они устают от иллюзорных пейзажей. Но я могу ошибиться. Они об этом не говорят, а стиль мышления у потомков другой. Я могу только догадываться о том, как сейчас на Земле. Вернее, как там было в эпоху старта. Расспросы не помогают: мне отвечают охотно, но главное, естественно, опускается, потому что они считают главное естественным.

Приходится додумывать многое. Мне могут долгие часы подряд рассказывать о красоте и целесообразности земных ландшафтов, но лишь случайно я узнал, к примеру, что в некоторых городах воздух сейчас на порядок плотнее, чем раньше. Человек плавает в этом воздухе, как птица.

В рубку входит Ром, один из моих новых друзей. У него черные блестящие глаза, аккуратная бородка и длинные волосы. Он похож на факира, и не только внешне. Он садится в кресло рядом с моим, смотрит на звезды и говорит:

– Ты уйдешь от нас, Алек.

Фраза падает как брошенный камень. Теперь мне кажется, что я действительно принял решение. Сделал выбор. Кажется, что я думал об этом неделю, а то и больше. Думал всю жизнь.

– Ты не сможешь с нами, Алек, – обменяет Ром.

Любопытно: все они игнорировали предложение называть меня «Саша». Зовут по-разному: кто Ал, кто Алекс… Но не Саша. Когда я это предложил, все посмотрели так, будто допущена ужасная непристойность.

Ром смотрит на звезды и продолжает:

– Ты улетишь «Фениксом». Это нормально. Нам два звездолета ни к чему. Мы не космопроходцы, просто колонисты. Один нам, конечно, пригодится. Мало ли что…

Он излагает будущее спокойно, глядя на звезды.

– Тебе придется заправлять его водородом. Планет-гигантов здесь нет, поэтому придется заправляться в атмосфере звезды. Но не бойся заправки, Алек.

Пауза.

– Не бойся этого, Алек. Конечно, дома мы заправляемся на Юпитере. Но и на Солнце заправляются тоже. Правда, человек в этом не участвует. Но если выдерживает робот, почему не вытерпит человек?..

Забавная логика. Разумеется, я мог бы рассказать ему, как мои товарищи ныряли в хромосферу – в одиночку, на примитивной технике, но остались живы и здоровы. Теперь об этом забыли. Космонавтика теперь – не профессия. Это работа роботов, и не обязательно помнить чьи-то подвиги на недостойном человека поприще. Я ничего не рассказываю Рому.

– Ничего не бойся, – продолжает он. – В ваше время космос считали вместилищем всевозможных опасностей; это не так. В космосе ничего нет. И никого, Алек. Природа, как выяснилось, любит пустоту. Что мы нашли в радиусе десяти парсеков от Солнца? Почти ничего. Несколько бедных биосфер, и ничего больше.

Он снова делает паузу, глядя на звезды глазами факира.

– И еще одна вещь. Совет товарищу, идущему туда, где ты уже побывал. Избегай черных дыр. Никогда не подходи к черным дырам. Никогда, Алек.

– Почему?

– Это опасно, Алек. У них слишком сильная гравитация. Дело не в том, что тебя засосет полем. Это не главное. Но тяготение делает черную дыру подобной живому мозгу.

– Не понимаю.

– Она как мозг, – объясняет Ром. – Она как человек, как мы с тобой. Все живое питается информацией и этим живет. Мертвая материя, наоборот, ее излучает. Атомы, электроны, звезды… Они излучают свет, а мы ловим его и оставляем в себе. Мы и черные дыры. Они ведь только снаружи черные. Внутри у них свет, Алек. Как и у нас. В этом смысле все мы – черные дыры.

– Любопытная точка зрения.

– Она не моя, Алек. Не моя, но я ее разделяю. Мы собираем информацию и на основании ее свободны. Никто не сможет предсказать наших поступков. Так и черные дыры, Алек.

– Не понимаю, Ром. Какие могут быть у них поступки?

– Не знаю, Алек. Этого не знает никто. Но они живут в другом времени. Их гравитация делает так, что наша вечность продолжается для них один миг. За миг никто не совершает поступков. Мы тоже, Алек. Но что случится с черной дырой миг спустя, когда истечет наша вечность? Ты можешь это сказать?

– Через бесконечное время? Не могу, Ром.

– И никто не может, Алек. А если нельзя предсказать поведение – значит, оно непредсказуемо. А если поведение черной дыры непредсказуемо, это значит, что она свободна в своих поступках. Да, Алек. Что тебе еще нужно? Обладание информацией, свет внутри и свобода воли. Это разум, Алек.

– Но если так, зачем мне избегать их? Если это единственный шанс встретить разум…

– Мы слишком разные, – говорит Ром. – Мы в разных временных рядах. Ведь люди думают мыслями…

– А черные дыры?

– Они? Они мыслят нами, когда мы попадаем в их плен!..

Мы разговариваем в рубке с Адамом. Оказывается, он еще и командир экспедиции.

Впрочем, его пост называется по-другому. Он только координатор. Всеобщее равенство – это их пункт. Всеобщее равенство и подчеркнутый индивидуализм. Но если ты командир, то никуда от этого не денешься; называйся хоть груздем.

– Сейчас подойдет «Феникс». Смотри внимательно. Это интересно и очень красиво.

Мне действительно интересно, но не потому что красиво. «Феникс» – наш второй звездолет. Они близнецы: «Феникс» и «Жар-птица». Но на «Фениксе» нет людей: он нагружен зародышами живых существ, растений и механизмов.

Вот и он. «Жар-птица» обегает планету по круговой орбите, совсем невысокой. Внизу белые облака с черными провалами в них – как шахматная доска. Элегантная планета. А ведь недавно она, еще неоткрытая, была голым каменным шаром. Молодцы терраформисты, здорово поработали. Даром что автоматы.

Альтаир стоит высоко, слепит глаза. Из-за этого нет звезд. «Феникс» подкрадывается незаметно. Мы не видим, как возникает где-то вдали звездочка над шахматной доской атмосферы, как она делается ярче, приближается, становится похожей на белую пешку, неотвратимо превращающуюся в ферзя. Нет – мы сразу видим ферзя. Он медленно растет.

Я смотрю на него. Действительно, приближение корабля красиво. Адам прав, но у меня-то опыт гораздо больше. Я ведь космонавт, пусть из средневековья. Матрос Колумб лучше понимал море, чем человек XX века, даже плывущий на теплоходе…