Аллен Дж. Смит - «Если», 2000 № 05 Страница 4

— Ну конечно, Маленький Медведь.

— Учитель, а когда Таксист и, э-э, Боб, которых мы знаем, вывалились в наш мир, другие Боб и Таксист остались в собственном мире? И они даже сейчас занимаются там своими делами?

— Да. В бесконечном разнообразии Большой Дороги ничто не теряется.

— А тогда получается…

— Да, Маленький Медведь?

— Получается, что другой Таксист направляется по другим разветвлениям даже сейчас, во время нашего разговора. А значит, и другой Боб следует за ним?

— Таксист из Пекла посещает многие края, Маленький Медведь, и забирает с собой разных людей.

— А узнаем ли мы когда-нибудь их истории?

— Не раньше, чем ступим на Большую Дорогу, Маленький Медведь.

Как я уже сказал, оба гостя оказались толковыми и быстро овладели нашим языком. Я предоставил им несколько недель, чтобы оправились после странного появления в нашем мире и залечили синяки и ссадины.

Я подумал, что весной они захотят отправиться с нами на охоту.

Они сидели в уголке, занятые жарким разговором на своем языке. Таксист говорил спокойно и открыто, стараясь в чем-то убедить Боба. Тот отвечал резко и задиристо, явно не соглашаясь, и был очень расстроен.

Заметив меня, оба умолкли и перевели глаза на меня.

— Hi, Вождь! — сказал Таксист, пользуясь своим любимым словцом.

— Я подумал, что вы захотите принять участие в охоте.

— Да, — ответил Таксист. — Только, Вождь, мы не знай охоты. Ну, как охота. Как это сказать?

— Вы не знаете, как охотятся. Скажи так: я не знаю, как охотятся.

— Я не знаю, как охотятся.

— Хорошо. Не беспокойся. Вы люди смышленые. Я научу вас. Пойдемте со мной.

Я учил их тихо ступать, подкрадываться, заходя против ветра, ударять копьем, словом, всему, чему у нас учатся мальчишки.

Однако, привыкнув учить малышей, я был слегка озадачен отсутствием уважения ко мне как к учителю со стороны Боба. Не понимая моих наставлений, он, кажется, отпускал ехидные реплики на своем языке. Это явно смущало Таксиста, говорившего ему: «Тихо, ты. Слушай Вождя».

Через несколько недель оба узнали примерно столько, сколько должен знать подросток накануне своей первой охоты.

— Ну, Вождь, теперь готовы охота? — спросил меня в тот день Таксист.

Боб что-то сказал ему.

— По-моему, вы готовы, — сказал я. — Только поначалу не слишком усердствуйте и не рискуйте, пока не наберетесь опыта. Опробуем вас в охоте на бизона, потому что она не требует мастерства в стрельбе из лука или владении копьем, хотя и более опасна. Бизоны — это не безжалостные хищники, однако они такие громадные, и если их испугать, бросаются наутек, ничего не замечая под своими копытами.

— Ужас-то какой, — проговорил Боб задиристым тоном.

— Мы быть осторожный, Вождь. Надо учиться тащить свой собственный вес.

Таксист умел самым странным образом изложить свои мысли. Я даже не сразу понял, о чем он говорит. Он явно хотел сказать, что некоторые любят взять больше, чем отдают, и что сам он не принадлежит к таким людям. Впрочем, мне было ясно, почему такое пришло ему в голову.

Наконец весна явилась и в нашу долину. Запахи цветов и молодой травы наполняли воздух. Жизнь воскресала повсюду. Гуси, распевая свои песни, вновь пролетели над нашими охотничьими угодьями, вернулись и малиновки. Появилась на свет всякая новая пушистая малышня, и их родители вовсю занимались кормлением и обучением потомства.

Получив сообщение о небольшом стаде бизонов, приближавшемся с запада и находившемся уже в нескольких днях ходьбы от наших охотничьих земель, я объявил, что пора выступать на охоту, чтобы встретить стадо неподалеку от скал. Я всегда радовался, когда говорил слова, приводившие племя в предвкушение и восторг. Охотники занялись проверкой и переделкой оружия, дети — игрой в охоту; умелые мастерицы, знавшие все о приготовлении пищи и ее заготовке впрок, взволнованно трещали, обсуждая разные травы; дубильщики точили скребки и ножи, и повсюду звучали повествования о доблести и умении, проявленных на прежних охотах.

Боб стал более разговорчивым. Однажды утром, когда он отлучился из вигвама, я вышел следом за ним и, изображая случайную встречу, сказал:

— Боб, ты сегодня кажешься счастливым. Взволнован первой охотой?

— Наверное, Вождь. Боб скучает, он устал сидеть.

— А чем ты занимался в родном мире, Боб? Ты охотился?

Он ненадолго задумался.

— Нет, не охота, нет. Немного собирал, немного ремесленник, немного воин. Нет. Не знаю, как сказать.

— Ты менялся?

— А что это такое?

— У тебя есть нож, мне нужен нож. У меня есть мех, тебе нужен мех. Дать друг другу. — Заметив, что непроизвольно сбился на их примитивную речь, я поправился. — Обмен, это когда двое людей дают друг другу вещи, и у каждого есть то, что нужно иному человеку. Как говорит Шаман: «Мужчина выполнил свою роль наилучшим образом, когда каждый получил свое и каждая вещь нашла свое законное место». Он говорит, что обмен — это лучшее из того, на что способен человек, потому что так обогащается каждый, и все мы заботимся о нуждах другого.

— Гм. Не совсем, — сказал он, — но близко. Хорошо сменялся, больше получил. Боб очень хорош в обмен, хорошо торговал.

— Понимаю. Ты больше озабочен собственной выгодой, чем общим благополучием. Так?

— Правильно.

— Ты рассказывал об этом Шаману?

— Нет.

— Послушай, Боб. На охоте нужно будет во всяком поступке действовать вместе со всеми другими людьми; делать именно то, что тебе сказано. Охота — занятие сложное, и каждый должен правильно исполнить свою роль.

— Понимаю.

— Надеюсь на это. А ты знаешь, Боб, что на юге есть такие огромные ящерицы, которые откладывают яйца в грязь и уходят, забывая про них?

— Нет.

— А потом, когда первый детеныш выбирается из яйца, он остается на месте и поедает всех своих сестер и братьев, как только они появятся на свет. Эти ящерицы не умеют делать вигвамы, они не способны вместе охотиться, пользоваться орудиями, воспитывать детей, дружить, приручать коней и собак, вообще вести достойную жизнь, как это делаем мы.

— Вождь говорит, как Шаман.

— Вовсе нет. Долг Шамана — знание и существование; я же занимаюсь деланием. Но хороший человек управляет собой примерно так, как мы с Шаманом направляем жизнь племени.

— Понимаю, Вождь, — сказал он, отходя. — Понимаю. Я не ребенок.

В тот же самый день я заметил Таксиста, упражняющегося с луком.

— Таксист! — воскликнул я. — Как дела? Ты становишься более метким?