Конни Уиллис - Проклятие королей Страница 4

– Послушай, - сказал я. - Ты можешь взять это себе. В подарок. Только скажи хозяину, что я здесь.

Она попробовала подковырнуть объемные буквы своим черным ногтем. Не стоило давать ей удостоверение.

Я полез в рюкзак, достал бутылку колы и показал бейе. Она отвела взгляд от карточки и попыталась схватить бутылку. Я отступил на шаг и сурово спросил:

– Где люди, которые копают? - И тут я вспомнил, что здесь все дела ведут женщины (если мелкие поручения сугундули и питье колы можно назвать делами). По крайней мере, они большую часть дня бодрствуют. Мужчины-бейи обычно спят, и женщины не обращают на них внимания, как и на любых других мужчин, если те не отдают прямых указаний. Но женщину они могут заметить.

– Где Эвелин Херберт?

– Большое облако, - ответила она.

Большое облако? Что это может значить? Сейчас не сезон гроз, способных промочить пустыню насквозь. Что это - огонь? Корабль?

– Где? - спросил я.

Она снова протянула руку. Я позволил ей почти дотянуться до бутылки.

– Где большое облако?

Она указала на восток, туда, где лавовый поток образовал невысокий хребет. В плоской котловине за ним обычно приземлялись корабли. Что, если какой-то другой корабль откликнулся на призыв Лако? Или корабль уже улетел вместе с археологами и сокровищами?

– Корабль? - спросил я.

– Нет, - ответила она и просунула руку сквозь ворота за бутылкой. - Большое облако.

Я отдал ей бутылку. Она отошла и уселась на ступеньки перед главным зданием. Глотнула колы и принялась вертеть в руках мою карточку, заставляя ее посверкивать на солнце.

– Давно ли оно тут? - спросил я. Конечно, она ничего не ответила.

По дороге к хребту я убедил себя, что бейя видела самум. Не хотелось думать, что судно уже ушло вместе с археологами. Если это корабль, то он еще здесь.

Но корабля не было. Еще не добравшись до вершины хребта, я увидел круг выжженной земли около полумили в диаметре - здесь всегда приземлялись корабли. Круг был пуст, но я поехал дальше и увидел «большое облако» - пластиковый купол посреди котловины. За ним стоял «лендровер» консула и несколько гусеничных машин, на которых, очевидно, перевезли сокровища из Спайни.

Я спрятал джип за лавовой стенкой и двинулся в обход, прячась за скалами, пока не увидел входную дверь. Перед палаткой на страже стояли два сугундули - лучшее доказательство, что сокровища там. Единственное постановление Комиссии гласило, что правительство, пославшее археологов, получает половину найденного, а аборигены - другую половину. Санд должен был обеспечить сохранность своей доли. Меня удивило, что Хауард, в свою очередь, не поставил стража, поскольку в постановлении говорилось, что любое жульничество лишает виновного всех прав на находки. У Лиси стражники буквально сидели на скелетах и глиняных черепках, чтобы не сомневаться: никто украдкой не сунет в карман большую берцовую кость, а если попробует, они заграбастают все находки, обвинив другую сторону в нарушении законов.

Мимо стражей Санда пройти не удастся. Если мне нужен материал для репортажа, надо проникнуть через заднюю дверь. Я пополз назад, к джипу, прячась от стражников за грядой скал. Свое «горячее» оборудование оставил в машине - не был уверен, что попаду внутрь, и не хотел, чтобы аппаратуру конфисковали, объявив, будто передача репортажей приравнивается к жульничеству. Кроме того, черная лава была изрыта ямами с острыми краями, и не хотелось рисковать аппаратурой.

Пока удавалось, я крался скрытно, затем метнулся по песку к той стороне палатки, что была подальше от консульского «лендровера», и нырнул под верхний слой ткани. У палатки не было заднего входа. Этого я не ожидал. У археологов Лиси имелась похожая палатка, где они хранили свои глиняные горшки, и там был вход сзади, под верхним тентом. А стенки этого «большого облака» оказались заставлены изнутри ящиками и оборудованием.

Я медленно продвигался вдоль палатки, пока не нашел место, где пластик был немного надорван, и расширил отверстие ножом. Заглянув в щелку - обзор был очень плохой, на несколько футов, - я проскользнул внутрь.

И насмерть перепугал маленькую бейю, которая сжимала в руках бутылку колы и боязливо жалась к одному из упаковочных ящиков. Я и сам испугался.

– Ш-ш-ш, - прошептал я и прижал палец к губам. Она не вскрикнула, только изо всех сил сжала свою бутылку и попятилась.

– Эй, - сказал я мягко, - не бойся. Ты ведь меня знаешь. Теперь стало ясно, что Санд в палатке - это была его бейя. Ту, пожилую, очевидно, оставили караулить лагерь.

– Помнишь, я подарил тебе зеркало? - зашептал я. - Где твой хозяин? Где Санд?

Она остановилась, глядя на меня широко раскрытыми глазами.

– Зеркало, - сказала она и кивнула. Но не подошла ближе, только перестала сжимать бутылку.

– Где Санд? - снова спросил я. - Где археологи? - Она молчала.

– Где Эвелин Херберт?

– Эвелин, - повторила она и вытянула грязную ручку, показывая в сторону пластиковой занавески. Я нырнул туда.

Эта часть палатки была выгорожена пластиком, так что получилось подобие комнаты с низким потолком. У одной стенки стояли ящики, заслоняя проникавший в палатку вечерний свет, и рассмотреть что-либо было трудно. Около стены висело что-то вроде гамака. Слышалось тяжелое, неровное дыхание.

– Эвелин? - спросил я. Бейя тоже вошла в комнатку.

– Здесь есть свет? - спросил я ее. Она проскользнула за моей спиной и включила одинокую электрическую лампочку, свисавшую вниз из клубка проводов. И снова отошла к дальней стене.

– Эвелин? - повторил я, приподнял пластиковый полог и охнул.

– Наверное, это прозвучало, как стон. Закрыв лицо рукой, словно пытаясь спастись от огня и дыма, я отпрянул, едва не упав на маленькую бейю и придавив ее к хлипкой стене так, что стенка чуть не прорвалась.

– Что с ней случилось? - я схватил бейю за худенькие плечи. - В чем дело?

Она страшно перепугалась. Я понял, что ответа не дождусь, отпустил ее, и она так вжалась в складки пластиковой стенки, что почти исчезла.

– Что с ней? - настойчиво прошептал я и услышал, что в голосе звучит ужас. - Это какой-то вирус?

– Проклятие, - сказала маленькая бейя.

И тут погас свет.

Я стоял в темноте, слышал тяжкое, мучительное дыхание Эвелин и свое собственное - частое, испуганное - и на какой-то момент поверил бейе.

Затем свет снова зажегся, я увидел пластиковый полог гамака и вдруг понял, что нахожусь в нескольких шагах от самого сенсационного репортажа всей.своей жизни.

– Проклятие, - повторила маленькая бейя, а я подумал: «Нет, не Проклятие. Это моя удача».

Я подошел к гамаку, двумя пальцами приподнял пластиковый полог, чтобы посмотреть на то, что осталось от Эвелин Херберт. По самую шею она была накрыта одеялом, а руки, лежавшие поверх одеяла на груди, были изуродованы пятигранными белыми наростами. Целиком, вплоть до ногтей. В углублениях между ними кожа настолько истончилась, что казалась прозрачной. Виднелись вены и пульсирующая в них красная жидкость.