Игорь Пронин - Остров в Лантике-1. Остров в Лантике (Власть колдуна) Страница 4

Имелись у Нечистого и другие слуги, внешне ничем не отличавшиеся от обычных людей. Подкупом или страхом, обещанием власти или угрозами близким адепты заставляли обычных горожан, охотников, солдат, а то и аристократов или даже священников служить себе. Именно это, тайное, самое страшное оружие Нечистого совсем недавно едва не погубило королевство Д'Алва.

Чего добивался Нечистый? Как далеко простирались его планы по уничтожению цивилизации? Никто не знал этого, так же как никто не знал, существует ли сам легендарный Хозяин Темного Братства. Может быть, это всего лишь воплощение воли высших адептов?

Так или иначе, но для жителей маленькой деревушки, утопающей в джунглях, Нечистый был самым что ни на есть реальным существом, могущественным, почти всесильным. Порой не возвращались домой охотники, речные рыбаки. Кого было в этом винить? Лесные звери не пожирают людей вместе с одеждой и оружием, и даже прожорливые водяные твари оставляют после себя хотя бы обломки лодки. Лемуты, вот кто умеет заметать следы... А слуги Нечистого - это все равно, что сам Нечистый.

Люди старались не уходить далеко от деревни. Где-то на севере, за непроходимыми лесами есть города, армии, короли... А здесь, в джунглях, правит Нечистый. Он ближе, а значит сильней, чем бесстрашный северный киллмен Йеро, принцесса Лючар или армия муаманов вместе взятые. Единственные, кто заглядывал в деревню и пытался противостоять власти Нечистого в людских душах - Братство одиннадцатой заповеди, эливенеры. "Да не уничтожишь ты ни

Земли, ни всякой жизни на ней". Но порой пропадали и они. И каждый раз, когда не возвращался член Братства, тело быстро находили. Вот он, сорвался с пальмы, на ветви которой ему вздумалось забраться. Другой разорван шерстяным пумом, с породой которых был обучен прекрасно ладить. А этот просто утонул... Живые твари не трогали тела даже погибших эливенеров. Братство скорбело, а жители деревни низко опускали головы. Их охотники пропадают бесследно... Чем больше скрывался Нечистый от эливенеров, тем явственнее было его присутствие для аборигенов.

Только в одном еще выражалась свобода жителей от Темного Братства: никто не называл неведомого повелителя этих мест Хозяином. Даже в кругу семьи, даже в мыслях. Это был самый последний бастион противостояня адептам тьмы. Однако нходились и слоленные люди.

Когда дед и отец Анджалы и Томпа отправились на лодках к соседям, выторговывать за дичь соли и табака, Элл, их бабушка, вдруг проснулась ночью со стоном. До самого утра они с матерью о чем-то спорили, а когда рассвело, старуха отправилась в лес.

- Дочка, что бы вам ни говорила бабушка - не делайте ничего, что могло бы порадовать Нечистого! - потребовала от десятилетней Анджалы мать, уходя в поле. Как бы там ни было, работа не ждет. - Запомни: ничего! Если несчастье случилось, легче от этого не станет. Сохрани себя!

Но время шло, а бабушка никак не возвращалась. Анджала закончила все свои дела по хозяйству, накормила и уложила спать брата. Сидя у окна она лениво отгоняла веткой мух и смотрела на джунгли за лугами. Неужели с отцом и дедом действительно что-то случилось? Как тогда жить? Односельчане помочь не смогут, кормильцев не хватает во многих домах.

- Ну почему мужчины не соберутся все вместе и не убьют этого Нечистого! - в сердцах воскликнула Анджала, не замечая катящихся по щекам слез.

Наступил вечер. Совсем еще маленький Томп играл с деревянными чурочками, выстроганными для него отцом. Не дождавшись матери, Анджала сама, как могла приготовила ужин и сидела за столом, подперев подбородок кулаками. Да придет ли сегодня хоть кто-нибудь?!

Скрипнула калитка. Анджала не тронулась с места: свои постучат и назовутся. Однако во дворе наступила странная тишина. Куры не беспокоились, свиньи тоже молчали. Да если бы кто-то и полез к скотине, разве осмелилась бы Анджела выйти в темноту, чтобы прогнать вора? Она сидела за столом, поглядывая на лежащий рядом большой нож, и ждала. А потом за дверью раздался жуткий, незнакомый крик.

- Мама... - растерянно сказал Томп, уронив игрушки.

- Тише! Это не мама! - прикрикнула на него сестра. - Мама так не кричит!

Вопль раздался снова, и теперь он почти не утихал, все время повторяясь. Анджала поняла, откуда кричат: из крохотного цветника, где отец позволил матери заниматься ее любимым делом. Бабушка всегда ворчала, что лучше было бы посадить там кабачки. Да, это кричала мама, и кричала так страшно, что девочка не могла даже пошевелиться. Выйти, попытаться что-то сделать?.. Но ведь уже все, уже поздно... Тишина. И снова крик.

Анджала подскочила, бросилась к двери, упала на колени и обняла братишку. Томп вырывался, плакал, царапал доски. Нет, нельзя выходить туда, в темноту. Там кто-то сильный, они ничем не смогут помочь матери... Ну когда же она замолчит?! Ведь человек давно должен умереть, если так кричит, умереть, как наверняка умерли отец и дедушка и, скорее всего, бабка. Теперь они одни, но если пережить эту ночь, то что-нибудь еще может их спасти.

Но ночь только начиналась. Прошли долгие часы, пока не догорела свеча и тогда Анджала поняла, что на дворе давно тихо, а Томп спит, прижавшись к ней высохшей щекой. Что-то поскрипывало на чердаке, зловеще шумели кусты за забором. Девочка осторожно поднялась с пола и перенесла Томпа в кроватку, сделанную когда-то еще для нее дедом. Потом она вернулась за стол и сидела там, пока не рассвело. Где-то далеко пропел петух, и деревушка начала медленно просыпаться. Скрипели ворота, звенели дорогие, переходящие из поколения в поколение, купленные в столице железные ведра.

Анджала поправила на Томпе одеяло и, сжимая в руке нож, тихонько отодвинула двойной засов. На дверь пришлось нажать всем телом, чтобы она отворилась. На крыльце из трех ступенек лежала мертвая собака. Девочка узнала старого соседского пса, которого хозяин держал из жалости и не привязывал на ночь. Почему он не лаял? Анджала нагнулась и разглядела, что собака вспорота от горла до самого паха. В вывалившихся внутренностях уже копошились откуда-то взявшиеся муравьи.

Стараясь не наступать на пятна крови, девочка спустилась по ступеням, но отправилась не в садик, а в хлев. Она догадывалась, что не найдет там никого живого. Так и есть, свньи точно так же вспороты, и даже куры убиты все до последней. Вернувшись во двор, Анджала заставила себя пойти туда, где кричала мать. Садик был неузнаваем: переломанные цветы мелко усеивала какая-то кашица из будто протертой плоти с кусочками костей. А на оградке висело материно платье, совершенно чистое, будто даже постиранное. Зажав рот кулаком, девочка бросилась к соседям, будто только теперь очнувшись.