Андрей Дмитрук - Формика Страница 4

...Надеюсь, вы понимаете, что я далеко не святой. Плюс ее красота. Через десять минут меня уже можно было собирать ложками. Мы с ней чокались, пили на брудершафт. Она села ко мне на колени... Стоит ли вдаваться в подробности? Видимо, я вел себя по-свински. Не знаю, что бы я выкинул на месте Павла. А он только делал вид, что слушает болтовню Боба, и уголком глаза следил из-под очков, как она уводит меня по лестнице на второй этаж.

...Мы очутились в захламленной комнатенке за бильярдом. Ну да, в той самой... Признаюсь честно, редко меня так целовали. Отчаянно, что ли... И вдруг резкий переход. Как будто опомнилась: мол, что это я делаю? Оттолкнула, лицо перекошенное... Я, в общем... Она меня завела здорово... Я начал маленько настаивать, упрекать. Может, и допустил... того... маленький нажим. Так она мне наговорила... Умела быть ядовитой. Я ей чуть пощечину не закатил.

Когда вдруг чую затылком: смотрят. Мы ведь дверь-то не заперли. Оборачиваюсь - на пороге Павел. Белый, точно рыбье брюхо. Я так и остолбенел. Она воспользовалась, меня из комнаты вытолкнула и захлопнула дверь, так что штукатурка посыпалась. И орет оттуда, что ей никто не нужен и все могут убираться. Слышу, бросилась на диван, рыдает...

Я к Павлу - объяснить, извиниться... Какое там! Повернулся, будто меня нет, и размеренно зашагал вниз по лестнице. А, думаю, будьте вы все прокляты! Делайте, что хотите, сходите с ума. Я спать лягу, утром разберемся.

...Бильярдная длинная, как коридор, это вы знаете. В одном конце комнатенка, где Вика заперлась. Посередине лестница на первый этаж, в холл. В другом конце - кушетка. Ну, я там и лег...

Ворочался, конечно, долго - нервы расходились. Но постепенно меня сморило. Просыпаюсь часа в четыре утра. Не сразу понял, отчего. За окном светает. И лапки по мне бегают, щекочут. И шорох кругом. Точно бумагу ворошат, все громче и громче. Я поначалу решил, что ветер в саду.

Смотрю - муравьев на полу видимо-невидимо. Не так, как во время ужина, а сплошь. Под бильярдным столом будто рыжая шкура. И снизу по лестнице валят новые. Потоком.

С меня остатки сна как холодной водой смыло. Скоренько обулся, стою не знаю, что дальше делать. К лестнице даже шагнуть боязно.

...Они меня ощупали и оставили. Я вижу - вливаются под запертую дверь. Кажется, внизу голосила Зоя, Боб меня звал... Не помню наверное. Потому что закричала о н а. И не дай бог мне еще когда-нибудь в жизни услышать такой крик... Я рванулся было, хотел сломать замок. Не тут-то было! Муравьиная река глубиной по щиколотку. И сразу ноги как огнем обожгло - вцепились...

Хорошо все-таки иметь спортивную выучку! Другой бы там остался... бр-р! А я с места сиганул в окно, со второго этажа - в центр клумбы. Поднялся и вижу: рядом проволочная сетка. А за ней... Темновато еще, но разобрать можно. Полянка, сосны. И под ними э т о. Я его принял за стог сена. Потом присмотрелся - что за черт? Купол весь кипит, трава возле него шевелится... Когда понял - дал рывок к воротам.

...Яд, он позже начал действовать. Уже около шоссе. Возле ворот я столкнулся с Лапшиным. Он сам хромал, но волоком тащил Зою. Где был тогда Павел, не имею понятия... Боб ее прижимал к себе правой, а левой держал горящую простыню. Хлопал по земле, по кустам. Сообразил, молодец.

...Водители нас долго не подбирали - все трое в крови, в копоти. Когда у меня ноги отнялись и я упал - тоже объезжали. Думали, пьяный.

...Да, спасибо, мне уже намного легче. Хожу по саду, только еще на жену опираюсь. Но когда ночью за окном палаты громко шелестят листья извините, не могу спать...

(Из показаний Г. Л. Манохина, кандидата биологических наук, заведующего отделом энтомологии ...го музея природоведения, свидетеля и эксперта по делу Ломейко П. Г.)

<...Мне трудно сказать, что именно и в какой момент натолкнуло Павла на гипотезу сверхорганизма. Однажды он принес мне книжку Николая Амосова <Моделирование мышления и психики> и показал несколько строк - уже как подтверждение собственной идеи. Автор, рассуждая о том, что каждая новая ступень организации живой материи сложнее предыдущей, роняет такую пренебрежительную оговорку: <Пожалуй, муравейники и ульи лишь условно можно считать более усложненными по сравнению с отдельными особями, поскольку по разнообразию они никак не превосходят какое-нибудь высшее млекопитающее>. Представляете, какое это было откровение для нашего Ломейко? Во-первых, он узнал, что еще кто-то, кроме него, говорит о муравейнике как о единой, целостной реагирующей системе. Во-вторых, вопреки нелестному эпитету <не превосходят>, фраза Амосова обозначает, что муравьиная семья, взятая как н е к т о, <умнее> крокодила, орла и даже кенгуру.

Ломейко был убежден, что индивидуальная психика муравья слишком примитивна, чтобы осуществлять благоустройство муравьиного мира. И его нетрудно понять. Территория, подвластная семье того же рыжего лесного <формика руфа>, с которым работал Павел, - это целая <техническая цивилизация>. Пространство очерчено дорогами, под землей прорыта сеть тоннелей. По законам наилучшего взаимодействия расположены склады и летние навесы, <фермы> тлей, грибные сады, плантации полезных растений, сторожевые посты. А сам купол, с его гениальной архитектурой, водонепроницаемостью, великолепным регулированием климата? Относительно размеров муравья это - соружение, превосходящее любой наш <Эмпайр билдинг>. Так к т о же хранит в памяти план муравьиной страны? К т о направляет строительство, руководит трудом рабочих армий, действующих столь дальновидно и слаженно? Инженеров или администраторов среди муравьев нет, это известно безусловно. Да и неспособен к отвлеченному мышлению крошечный комочек нервного вещества - надглоточный ганглий, заменяющий муравью мозг...

А руководство между тем есть. И еще какое активное, действенное! Ведь муравей всю свою жизнь, самую долгую среди насекомых, занимается делами, абсолютно для него бесполезными. Добывает пищу, которую тут же отдает другим; сражается с врагами, не угрожающими лично ему; строит громады, общий план которых ему неведом... Это в полном смысле слова живое орудие семьи. К тому же - прирожденный смертник, камикадзе. Любой муравьиный вид готов в случае необходимости засыпать телами ров, мешающий движению; массой трупов погасить огонь...

Конечно, никто не упрекнет в <глупости> и отдельного муравья. Пожалуй, это самое интеллектуальное из насекомых. В большом муравейнике есть десятки <специальностей>, для которых требуется изрядная смекалка. Строители, ремонтники, няньки, санитары, наблюдатели, разведчики, охотники, солдаты, фуражиры, сборщики тлиной пади... Среди них есть очень опытные и умелые. Но перенесите самого <грамотного> фуражира на метр в сторону от привычной тропы - и он заблудится... То же и с другими <профессионалами>. Муравья легко сбить с толку. У него зачастую сложная, но очень жесткая программа действий. Зато муравьиная семья склонна к творчеству, к волевым актам. Например, она эффективно регулирует свою численность, выбрасывая отводки, то есть выселяя определенное количество муравьев, которые основывают дочерние муравейники. Это звучит фантастично, - и все же семьи <думают> о процветании всей популяции. А то и вида в целом. Материнский муравейник с отводками образует колонию. Он продолжает управлять жизнью дочерних гнезд. Между родственными семьями идет постоянный обмен личинками, куколками, рабочими муравьями, чтобы ни одно из гнезд не ослабело и не разрослось чрезмерно... Колонии, в свою очередь, объединяются в федерации. Регулирование <населения> и кормовых зон подчас происходит в масштабах леса. Известна федерация одного из американских видов: полторы тысячи гнезд, каждое около четырех метров в обхвате...