Джордж Энгланд - Мрак и рассвет Страница 4

Близость молодой девушки немного волновала его, но он, крепко сжав губы, заставил себя не думать об этом. Лишь рукой он машинально еще крепче прижимал к себе гибкое и податливое тело Беатрис. Девушка не отталкивала Штерна. Она нуждалась в его защите. И еще никогда ни одной женщине в мире не был так необходим мужчина, как ей.

Что бы ни случилось, ничто и никогда не заставит ее забыть силу и отвагу Штерна. Но, несмотря на это, она была неспособна, по крайней мере сейчас, изгнать затаившуюся в глубине ее сердца грусть.

За те короткие минуты, что прошли с момента пробуждения, между ними исчезли отношения подчиненной и шефа.

Сдержанный, учтивый, но недоступный инженер исчез. Сейчас под той же внешностью жил и дышал просто человек, молодой крепкий мужчина в полном расцвете сил. Все остальное, казалось, унесла невероятная метаморфоза.

Она тоже стала другой. Неужели эта крепкая отважная женщина, с жадным любопытством глядящая на окружающее, была когда-то тихой маленькой стенографисткой, которую заботили лишь пишущая машинка, отчеты и папки для бумаг? Штерн боялся верить в такое превращение.

Чтобы немного отвлечься от тяжелых мыслей, инженер вновь настроил свою зрительную трубу.

Опершись спиной на стену, он рассматривал огромный мертвый мир, раскинувшийся далеко под ними.

— Это действительно правда. Беатрис! Все разрушено! Ничего не осталось… ни малейшего признака жизни! Везде, где мне позволяет видеть зрительная труба, нет ничего, кроме бесконечных развалин. Мы одиноки в этом огромном мире. Только вы и я, и все принадлежит нам!

— Все? Все… нам?

— Да, все! Даже будущее… Будущее человечества!

Вдруг Штерн почувствовал, что она дрожит, прижавшись к нему. Он опустил глаза, и его охватила огромная, ранее неизвестная ему нежность. На ее глазах появились слезы.

Беатрис прижала к лицу ладони и опустила голову. Мужчина смотрел на нее, испытывая необычные для него чувства.

Наконец, молча, сознавая неуместность слов в подобной ситуации, он обнял ее обеими руками и еще крепче прижал к себе.

Стоя вместе с девушкой над разрушенным миром, Штерн вдыхал чистый морской воздух и смело смотрел в неизвестное будущее.

Город смерти

Вскоре Беатрис успокоилась. Страх и тоска тяжело давили на сердце, но она понимала, что не время поддаваться слабости. Так много надо сделать, если они хотят жить.

— Знаете, — тихо сказал Штерн, — я хочу, чтобы у вас было полное представление о том, что произошло. Отныне мы все будем делать вместе.

Взяв Беатрис за руку, Штерн повел ее по опасно раскачивающейся площадке. Сохраняя предельную осторожность, они исследовали окружающее со всех сторон.

Их взгляды скользили над немыслимым мавзолеем цивилизации. Время от времени они прибегали к помощи зрительной трубы.

Как инженер и предполагал, нигде не было ни малейшего признака жизни. Ни звука не доносилось, ни одной струйки дыма не поднималось в небо.

Мертвый город покоился между рекой и заливом, где ни один парус не белел на солнце, ни один усталый буксир не выбрасывал клубы пара, ни один пакетбот не покачивался у причала.

Вся территория — Джерси, Полисейд, Бронкс и Лонг Айленд — была покрыта густыми хвойными лесами и дубовыми рощами, над которыми то тут, то там возвышались скелетоподобные остатки стальных конструкций.

Искусственные острова также покрывала растительность. При виде Статуи Свободы с погасшим факелом Беатрис издала легкий крик скорби и отчаяния. Подарка Франции больше не существовало, на ее месте покоилась лишь темная бесформенная масса.

Окаймляющие берег моря мертвые остатки доков и дамб представляли собой беспорядочное нагромождение бетона и металла, среди которых можно было различить огромные каркасы судов. Яркий зеленый ковер растений покрывал даже обломки пакетботов. Все деревянные суда, баржи и шлюпки исчезли.

— Смотрите, — сказал Штерн, — стены почти всех зданий рухнули вниз или в сторону улиц. Как много обломков! Сейчас трудно сказать даже, в каком месте был парк. Все полностью завоевано растительностью, и невозможно определить, ни где он начинался, ни где заканчивался. Природа все же отомстила человеку.

— Природа взяла свое, — произнесла Беатрис. — Эти более светлые зеленые линии, как мне кажется, были некогда проспектами. Глядите, как они тянутся вдаль, словно зеленые велюровые ленты. Везде, где только можно, мать-природа снова подняла свои стяги. Послушайте! Что это?

Они напряженно прислушались. Издалека донесся приглушенный, но ужасающий звук.

— О! Неужели все-таки остались еще люди? — воскликнула девушка, схватив инженера за руку.

— Вовсе нет, — со смехом ответил тот. — Я вижу, вам совсем не знаком вой волков. Я тоже впервые услышал его возле Гудзонова залива прошлой зимой… то есть последней зимой перед годом X. Не слишком приятно, не правда ли?

— Волки! Но как же… есть…

— Почему нет? Вполне возможно, что разнообразная живность на острове сохранилась и сейчас. С чего вы решили, что подобное невозможно? Ну, ну, не волнуйтесь. Пока мы ничем не рискуем. А чуть позже можно будет устроить охоту. Давайте перейдем на другую сторону и посмотрим, нет ли там для нас чего-нибудь нового.

Девушка кивком головы согласилась. Вместе они добрались до южной стороны башни, продвинувшись настолько, насколько это позволяло полуобвалившееся ограждение. Осторожно переставляя ноги, они боялись, что в любое мгновение карниз может обвалиться, увлекая их за собой в смертельную бездну.

— Смотрите! — воскликнул Штерн, указывая рукой. — Эта длинная зеленая линия была некогда Бродвеем. А сейчас это вполне респектабельный Арденский лес, не правда ли… Видите там внизу вдалеке эти странные железные клетки, сверкающие на солнце? А мосты, поглядите-ка!

Картина полного разрушения ужасала. Только башни Бруклинского моста стояли на своем обычном месте.

Другие постройки, более новые и мощные, казались нетронутыми безжалостным временем, но даже на расстоянии Штерн мог видеть невооруженным глазом, что Вильямсбургский мост прогнулся, а мост Блэкуэл Айленд превратился в руины. «Как все это ужасно и трагично! — думал инженер. — Но даже сейчас, превратившиеся в обломки, как великолепны творения рук человеческих!»

Его, восхищенного, охватило неистовое желание восстановить эти руины, заставить работать все машины мира.

Но, сознавая свое бессилие, он грустно улыбнулся. Казалось, Беатрис разделяла его чувства.

— Возможно ли, — произнесла она, — что вы и я, мы останемся единственными наблюдателями, как Маколей, перед разрушенным Лондонским мостом? Неужели мы действительно видим то, что предрекали философы и поэты? «Могучее сердце остановилось» раз и навсегда? Сердце мира перестало биться?