Людмила Козинец - Пансионат Страница 4

Наконец Дан велел притихнуть и ждать. Тиль осмотрелся. Привыкшие к сумраку глаза различили узкий коридор, дверь, сквозь щели которой пробивался лунный свет. Ждать пришлось довольно долго.

Тиль даже придремал, удивляясь в душе гримасам судьбы: два солидных, известных человека, члена Союза Творцов, притаившись в каком-то закутке лечебно-санаторного заведения, ждут непонятно чего.

Дан подобрался. В конце коридора раздались легкие шаги. Человек крался вдоль стены, придерживая шумное дыхание, замирая и прислушиваясь. Дан достал пистолет и осторожно снял с предохранителя...

В темноту пролился неяркий свет, и стала видна фигура человека, который, стараясь не шуметь, возился у двери. Наконец створка тихо раскрылась. Человек поднял повыше старинный фонарь и трижды качнул ли. Подождал и, видимо, получив ответ, удалился. Дверь осталась распахнутой.

Дан придвинул губы к самому уху друга и щекотно выдохнул:

- Ты хоть драться умеешь?

"Тоже умник - об этом раньше надо было спрашивать",- подумал Тиль.

Он затруднился ответить. Драться ему никогда в жизни не приходилось. В детстве и ранней юности его попросту не задевали, уважая крупное медвежеватое сложение, а последующее его бытие протекало в кругу людей интеллигентных, где махать кулаками было как-то не принято. Там использовались совсем другие методы... Поэтому он буркнул:

- Ладно, справимся.

Снаружи донеслись шорохи. Лунный свет зачеркнули резкие тени. Двое бережно внесли небольшой ящик. Вели они себя не слишком скрытно, но все-таки озирались по сторонам. Почти сразу же из глубины коридора вынырнул еще один человек. Снова замерцал потайной фонарь, дверь закрыли и заперли.

И тогда поэт Дан решил, что пришел его час. Он гаркнул: "Стоять! К стене! Руки за голову!" и бросился вперед, отрезая злоумышленникам путь к отступлению. Тиль, плохо понимая суть происходящего, сгреб за ворот ближайшего незнакомца, ткнул его носом в стенку и принялся за следующего. Фонарь откатился и погас. Минуты три в темноте раздавалось яростное сопение, придушенные крики, ругательства, и вдруг, перекрыв все звуки, прокатился гром выстрела. Огневая поддержка произвела большое впечатление на неизвестных: они выстроились у стены, послушно опираясь на нее поднятыми руками. Как выяснилось, Дан стрелял вверх, никто не пострадал.

- А что с ними теперь делать? - растерянно спросил художник, утирая рукавом разбитый нос.

Но гроза преступного мира - поэт Дан - ответить не успел. Вспыхнул свет и набежали люди, панически вопрошая: кто стрелял, в кого и зачем.

Толстенький, кругленький директор пансионата в голубой пижаме прижимал ручки к сердцу и кудахтал, как курица. Дан размахивал пистолетом, требовал вызвать охрану порядка и вообще чувствовал себя героем. Женщины из персонала громко восхищались смелостью знаменитого поэта. Только Тиль стоял в сторонке, он недоуменно следил за бурным развитием событий и вытирал нос. И еще один человек не разделял всеобщего подъема - в конце коридора стоял, заложив руки в карманы халата, зеленоглазый медиколог. Он был спокоен.

Явились представители службы охраны порядка. Злоумышленников обыскали, надели на них наручники. Принялись составлять протокол. Потребовалось вскрыть ящик. Нашелся под рукой ломик, крышку поддели, с усилием оторвали... И ахнули. Ящик оказался набит интереснейшими вещами. На слое золотых монет лежали драгоценные кольца, ожерелья, диадемы, тонкой работы кинжалы, рукояти которых были украшены нешлифованной бирюзой и кораллами...

Уже под утро поэт Дан с чувством исполненного долга рухнул в постель. К полудню - ранее героя беспокоить не решились - пришел директор, на этот раз в элегантной черной паре, долго восхищался детективными способностями Дана, благодарил, кланялся. Чуть позже принесли корзину алых роз. Среди стеблей обнаружилась пылкая записка в стихах, которые начинались так: "О, мой герой бесстрашный!.." Неудивительно - в этом сезоне "Лебедь" населяли люди творческие. Потом явился офицер из службы охраны порядка. Приложил два пальца к виску и выразил поэту официальную благодарность от их департамента, вручив, на память увесистую чугунную медаль с соответствующей надписью. Офицер согласился выпить бокал прохладительного и в частной беседе осторожно намекнул, что задержанные оказались крупными контрабандистами.

Словом, поэт Дан прославился и, не мудрствуя лукаво, признался самому себе, что это приятно.

Тем временем Тиль мирно отсыпался у себя в номере.

И все покатилось своим чередом. Некоторое время Дан пытался изловить еще каких-то контрабандистов, но вскоре утихомирился. У Тиля состоялась еще одна беседа с наблюдающим врачом, на этот раз менее приятная, потому что закончилась она тоскливым прозаическим обследованием. После всех процедур Тиль и вправду почувствовал себя больным. Он совсем было собрался пожаловаться Дану, но тот опять исчез. Что за привычка, право слово...

Тиль плохо разбирался в законах детективных сюжетов, но интуиция подсказывала ему, что история будет иметь продолжение. Поэтому, когда наконец объявился его беспокойный друг, художник не дал ему и слова вымолвить:

- Молчи! Я и так знаю, что произошло. Сообщники пойманных преступников решили тебе жестоко отомстить...

Дан горько усмехнулся и сел к столу, обхватив голову длинными пальцами.

- Нет. Нет, мой милый наивный друг, все гораздо хуже.

- Куда уж хуже-то...

- Не было никаких контрабандистов...

- Как это не было? А нос мне кто расквасил? Да и я сам видел этот сундук с драгоценностями...

- Сундук... Как я мог клюнуть на эту дешевку! Мальчишка, сопляк, ничтожество...- Дан застонал и прихватил зубами край ладони, телесной болью унимая душевную.

- Да ты... ты успокойся прежде всего... связно изложить можешь?

- Заигрался в сыщика, идиот... а им только этого и надо было...

- Кому? Ничего не понимаю.

- Обвели нас вокруг пальца, вернее, меня, - ты тут ни при чем. Понимаешь, когда я приехал, они поняли мое настроение, поняли, что я буду везде совать нос и в конце концов что-нибудь да пронюхаю. Вот и решили предоставить мне такую возможность. На, мол, получай сундук сокровищ и живых натуральных преступников, играй на здоровье! Отвлекающий маневр, так сказать. Камуфляж. А я не догадался сразу. Правда, когда увидел эту груду золота, мелькнуло у меня подозрение: что-то уж больно декоративно все выглядит, как в старинном приключенческом романе. Перестарались немножко. Я понял, что все это смахивает на маскировку. Ну и конечно же, сразу возник вопрос: а что маскируют? От чего отвлекают нехитрой игрушкой не в меру любопытного поэта? И я стал искать...