Игорь Гетманский - Игра и кара Страница 4

- Ты это... С Дурындой будешь дело иметь! Дурынде я все скажу. И Марату. Пойдем, Вань.

Дядя Ваня поднялся с пола, Коля Кривой перехватил руки и взял Обряда за уши сзади, и странная прцессия тихонько поковыляла вниз по лестнице.

Калмык, отказываясь верить своим глазам, вцепился в перила и проводил их обезумевшим взором. Когда шарканье подошв в подъезде затихло, он обессиленно прислонился к стене. Только Дурынды с Маратом мне здесь еще не хватало, с каким-то тупым равнодушием подумал он. А потом устало свесил руки и заплетающимся шагом вошел в квартиру.

В следующие три дня его взяли в форменную осаду. Уроды с утра до вечера торчали у помойки, базарили, иногда деловито уходили куда-то и возвращались с бутылкой. Обряд все подправлял палку, торчавшую у него из-за пазухи и подпиравшую подбородок, основательный дядя Ваня разливал и с осуждением поглядывал на окно Калмыка.

Калмык из дома не выходил, сказавшись больным. Он сидел в кресле и думал. И дремал. Они теперь приходили к нему каждую ночь, и трезвонили в дверь, и бубнили что-то обиженно-виноватое, клоуны гребаные, а Калмык им не открывал и стоял в темной прихожей, и слушал. Часами. Что самое удивительное, ни Ирка, ни девчонки от этого бедлама не просыпались. Или спали они так крепко, или - и что-то в Калмыке знало наверняка - все это делалось только для него. По его грешную душу пришли эти куклы, и прежде чем забрать свое, измываются почем зря. "У нас - индивидуальный подход к каждому клиенту!" - пришла на ум дурацкая рекламная фраза. Калмык хмыкнул. Да, индивидуальный, так и есть. Для него все это делалось, точно. Потому что стояли они на самом что ни на есть алкогольном пятачке, на стыке кишащими алкашами дворов, а кроме них никто теперь там не появлялся. И не замечал их никто: не узнавали, проходили мимо. Поэтому Калмык и не делился ни с кем своими такими обновленными впечатлениями. Сдавалось ему, что кроме роли идиота в таком раскладе никакая другая ему не светила.

И все-таки после потасовки на лестнице Калмык натравил на них Неардельтальца.

- Проснулся, Серый? - Калмык звонил для него необычайно рано, так и не сумев заснуть в ту ночь до утра.

- Ну?..

- Выдь-ка на улицу, разомнись. Там у помойки стоят какие-то... Не нравятся они мне. - И для пущей значимости, чтобы больше ничего не объяснять, добавил. - Как бы беды не вышло...

Что касается Неандертальца, то насчет беды Калмык пророчествовал. Он покосился на безмятежную троицу за окном и чуть не выронил телефонную трубку из рук.

Обряд и дядя Ваня куда-то исчезли, а вместо них рядом с Колькой Кривым стояли две громадные сутулые фигуры Дурынды и Марата. И Кривой что-то с жаром им объяснял, показывая на окно Калмыка.

"Эти-то откуда взялись?" - всполошился Калмык и стал снова лихорадочно набирать номер Неандертальца. Но тот уже ушел. А через некоторое время нарисовался, как из-под земли, около вонючих контейнеров.

Выглядел он внушительно, хорошего долболома подобрал себе Калмык. Здоровенные вислые плечи, волосатые руки-лопаты и мрачный взгляд из-под нависших бровей - замечательно смотрелся Неандерталец. Пугающе. И разговор начал, как полагается: ничему не удивляясь, рявкнул что-то из пяти слов и уронил сразу несчастного Кольку в узкую щель между контейнерами. Но дальше все пошло не так, как надо: не так, как ожидал непуганный Неандерталец, и на что надеялся, не веря этой своей надежде, Калмык.

Они ненавидели Неандертальца, эти две гориллы, которые сейчас угрюмо надвигались на него. Когда-то он здорово унизил их, дал по рогам. Без ответа, под дулом пистолета Калмыка. Не могли они ответить тогда, Калмык бы выстрелил им прямо в морды из своего газовика, они его знали. Дело было в комнате пожилого фраера-одиночки Климушкина, который очень любил брать в долг - на девочек и на кабаки. И при этом всегда делал две ошибки. Во-первых, не считал приход и расход, а во-вторых, брал у Калмыка. И когда тот пришел к нему через полгодика за расчетом - "или долг с процентами или комната!" - сделал третью ошибку: позвал в защитники местных алкоголиков-уголовников - Дурынду и Марата. Калмык не хотел с ними связываться, народец этот был дикий. Но отступать было уже поздно. И он достал тогда пистолет.

Наверно, все вышло бы потом не так гладко, эти звери за свой оброненный авторитет глотку самому черту бы перегрызли. Но повязали их тогда, за какие-то старые грехи взяли, уголовное дело завели и увезли далеко. А Климушкина за такое поведение Калмык через месяц вообще бомжом сделал. Тогда можно было еще выписывать человека в никуда...

С тех самых пор он ничего ни об одном из них не слыхал. И вот теперь наблюдал, как Дурында и Марат превращают его верного гвардейца в котлету.

Дурында подошел к Неандертальцу и, несмотря на серию могучих ударов в лицо и в корпус, обхватил его за пояс и, демонстрируя какую-то нечеловеческую силу, забросил его за контейнеры. "Так ведь оборотни они!" - осенило вдруг Калмыка. - "Тоже мертвяки наверно! Кто знает, что там в зоне за эти годы с ними сделали..." Он было засобирался бежать на помощь, но вдруг как-то сразу обмяк и вернулся к окну.

Дурында и Марат пританцовывали за помойкой, и нетрудно было догадаться, что сейчас творится с Неандертальцем.

Танцевать гориллы, видно, любили, но хватило их ненадолго, и, когда они, брезгливо сплевывая, ушли, Калмык подождал для верности еще минут десять и прокрался к Неандертальцу. Тот лежал грязной кучей плоти в истасканном тряпье, которое раньше было костюмом "Адидас", пузом кверху и безмятежно пялился в голубое небо. Калмык присел на корточки и осторожно тронул его за плечо. Взгляд Неандертальца из блаженного постепенно превращался в нормальный. Он скосил на Калмыка глаза, и по ним было видно, что он много чего хочет сказать ему, но сумел он выдавить только одно:

- Слышь, Володь, предупреждать надо...

Калмык доставил Неандертальца в больницу. Множественные переломы ребер, сотрясение мозга средней тяжести и частичная амнезия.

Что с ним произошло и кто его бил, Неандерталец абсолютно не помнил.

Дело приобретало угрожающий оборот. И Калмык не выходил из дома еще пару дней после происшествия с Неандертальцем. Неизвестно, в каком темном углу подъезда или двора затаились в ожидании гориллы, пока их клоуны для отвода глаз разливали у помойки. Чисто звериной хитрости и зоновского мстительного упрямства им было не занимать. Они навалятся на него со спины, взявшись черт знает откуда, Калмык ничего не успеет сделать и разделит участь Неандертальца. Или случится с ним кое-что похуже...

На всякий случай он отправил Ирку и девчонок до конца недели за город, а сам сидел дома, и потихоньку начинал заводиться. Его бесила собственная беспомощность, дикость сложившейся ситуации не укладывалась в голове. А дела не ждали, Хорек и Хохол названивали каждый день: надо было ехать в банк, продвигать расселение на Кутузовском - деньги туда вложили немалые, давать рекламу о продаже... Дела не ждали, все ниточки от них были в руках Калмыка, и даже наиболее толковый и потому особо приближенный к барину Хорек не справился бы ни с одним из них. А значит, надо было вылезать из берлоги и открывать спину.