Герберт Циргибель - Иной мир Страница 4

Седрик задумался на мгновение, затем он приписал: «Только эти преимущества заблуждаться, сомневаясь постоянно перепроверять свои полученные знания, дают справедливую оценку человеку. Я не знаю, правильный ли тот пункт, который я для себя выбрал…»

Он захлопнул книгу и положил ее обратно на планшет. Затем он взял консервы из шкафа, с неохотой проглотил ложку пюре с верхом и лег спать. Но он не мог успокоиться.

Стрелки его часов стояли на семи; это мог быть и вечер и утро. Седрик не знал этого, и его это не интересовало вовсе. Он также не мог вспомнить, как долго он пролежал. Колющие звонки заставили его сжаться от страха. Он решил оставаться спокойным, но звонки не прекратились. Наконец он вскочил и выключил звонок. Он схватил телефонную трубку. Аппарат можно было использовать только в совершенно особенных случаях, например, в случае внезапно наступившей болезни. Седрик надавил на кнопку.

— Послушайте, доктор Ниренц!" — крикнул он в трубку, — я больше не могу слушать проклятые звонки, понимаете Вы? Я хочу обрети покой. В космосе ничего не звонит, что за чертовщина? Я не позволю играть на моих нервах!

Связь оборвалась. Вместо этого по динамику ответил врач. «Кандидат Стюарт, немедленно положите трубку! Если Вы будете продолжать в таком духе, мы прекратим тест. Вы находитесь на борту космического корабля и должны вести себя соответственно!»

Седрик положил трубку. У него была идея фикс, что его хотя разозлить, и поэтому он упрямо отказывался, выполнить распоряжения.

— Почему вас вообще касается моя борода? — зло спросил он. — Моя подруга любит меня с бородой!

Он не догадывался или же больше не был в состоянии понять, что дела его были плохи. Ему, сыну погибшего в катастрофе космонавта Роджера Стюарта, во многом делали поблажки. Но сейчас даже у Седрика Стюарта терпение лопнуло, его недисциплинированность перешагнула норму легкой спешки гнева. Это была чистая формальность, когда тест продолжался еще несколько минут и заключенному даже наказывали еще одним экзаменом. Пока же его, однако, на мгновение оставили в покое.

Для Седрика это спокойствие было чем угодно, только не отдыхом. Молчание смутило его. Когда он снова увидел, как за иллюминатором показалась Луна, в нем проснулись воспоминания о «Дарвине».

— Изысканная могила, — сказал он, — эксклюзивная могила. Когда на нее падает тень, вы лежите в холодильнике при температуре минус сто пятьдесят градусов по Цельсию, а когда появляется солнце, вы лежите в духовке при плюс ста двадцати градусах. Я не хочу лежать там. Но я знаю точно, как все было…

Его разговор с самим собой был снова прерван продолжительным звонком. Он испуганно взглянул на осциллограф, на котором вырисовывались кривые. Одновременно загорелись лампочки. Это был предупредительный сигнал, ему сейчас следовало бы изменить курс «Фок 2». Но Седрик ничего не предпринял. Он отключил звонок, схватил дневник и записал в нем: «Метеорит движется на меня. Нам пришел конец, мы падаем на Луну. Почему меня держат здесь в заточении уже несколько месяцев? И почему надсмотрщики то и дело вызывают мешающий шум посредством электрического звонка? Я хотел бы поговорить с директором…»

Седрик не заметил, что открылась дверь. Доктор Ниренц и Александр Вулько хотели освободить испытуемого из его одиночества. Когда Седрик обернулся и заметил обоих, он кивнул.

— Хорошо, что вы пришли. — он показал на иллюминатор. — Если бы у меня был хороший телескоп, я мог бы показать вам тех шестерых.

Он потащил доктора Ниренца к иллюминатору.

— Вы видите там темное место, доктор? Это «Дарвин»…

Александр Вулько сказал успокаивающе: «Идем на выход, Седрик, тест закончен».

При звучании голоса Седрик прислушался. Он внимательно посмотрел на Вулько, но не понял, что происходило перед ним. Он заговорил с Вулько и напомнил ему сцены, связанные с катастрофой «Дарвина». Доктор Ниренц прервал поток речи Седрика. Он грубо потряс его за плечи.

— Вы свободны, Стюарт, выходите.

Седрик сделал шаг назад.

— Я знаю Ваши трюки, доктор, но на этот раз Вы меня не проведете. У меня великолепная память.

И он еще раз реконструировал катастрофу «Дарвина», словно сам находился на борту.

Врач кивнул Вулько.

— Он сам придет в себя, это больше не опасно.

Они вышли и погасили свет в «Фок 2. Только снаружи через открытую дверь луч света пробивался в камеру, которая в течение семнадцати дней была для заключенного в чужым, другим миром.

Были испытуемые, которые выдерживали подобные физические нагрузки без трудностей, и были другие, которые уже через восемь дней теряли самоконтроль — они могли затем повторить тест спустя некоторое время.

Для Седрика Стюарта этот экзамен наступил слишком рано. Его пребывание в этой камере-одиночке пробудило в нем воспоминания, с которыми он еще не мог справиться. Над ним тяготела катастрофа, которая произошла с «Чарльзом Дарвином» и связанная с ним смерть его отца. Если бы тест продолжился, то он, вероятно, стал бы идентифицировать себя с пленником пострадавшего космического корабля. Но это теперь уже было позади; обрывки разговоров, которые доносились снаружи в кабину, вскоре снова вернули молодого человека к реальности. Его запутанные сны снова стали историей, историей, у которой, правда, было начало, но не было конца. Ведь в тот самый час, когда над Седриком Стюартом проводили затяжную процедуру врачебных исследований, космический корабль «Чарльз Дарвин» в другом месте стал предметом напряженных дебатов.

II

В восточной части Суматры, на расстоянии нескольких километров от потухшего вулкана Индрапура, на большом плоскогорье на высоте три тысячи метров находилась обсерватория Маник Майя. В течении трех лет она была под руководством профессора Шагана, живого, немного уединенного ученого. Ему было шестьдесят четыре года, и он считался специалистом в области исследования астероидов. Среди его коллег были три ассистента. Кроме того, на Маник Майя еще жила пухлощекая кухарка Кантиль, болтовни которой профессор Шаган боялся так же, как Кантиль призраков, которые бесчинствовали в ущельях и погасших кратерах.

Один-два раза в неделю вертолет снабжал обсерваторию журналами, пленкой, книгами и продуктами питания и доставлял научный материал с Маник Майя обратно в город. Прошло несколько дней с тех пор, как два ассистента покинули обсерваторию таким путем. Один из двоих во свободное от работы время занимался альпинизмом, упал и сломал ногу. Другому, Дамару Вулану, правой руке Шагана, пришлось сопроводить раненого в долину. Он должен был вернуться на следующий день, но вместо этого от него пришла телеграмма, в которой он просил отпустить его на несколько дней. Он собрался на остров Флорес, проведать свою заболевшую мать.