Александр Етоев - Изгнание из рая Страница 4

- Леонид Андреевич, как вы? - спросили эти глаза.

- Я? - сказал он и вдруг понял, что он - живой, что Волны больше нет, все кончилось. "Кончилось?" Он попробовал приподняться, было трудно, но получилось. Чьи-то руки хотели ему помочь, но он резко замотал головой: - Я сам, не надо.

- Леонид Андреевич, вам нельзя. - Он узнал эту женщину, и все сразу легло на свои места.

- Шейла? "Стрела" успела?.. - Он не договорил, увидел, как опустилось ее лицо и на черных спутанных волосах играет дневное солнце.

- Плохо. - Это был голос Камилла; Горбовский повернул голову и увидел его неестественно переломленную фигуру; Камилл сидел, глядя в сторону, и медленно шевелил губами; это был какой-то другой Камилл, что-то в нем было ненастоящее, непривычное, и Горбовский долго не мог понять что. Потом понял: на Камилле не было шлема.

Матово-бледный череп в мозаике темных точек был похож на яйцо какой-нибудь фантастической птицы из сказок о мореходе Синдбаде, а купол здания Института пространства, который белел за ним, походил на призрачный минарет.

Горбовский снова попытался подняться.

- Леонид Андреевич, вам нельзя резких движений. Сейчас вас перенесут на "Стрелу"... - быстро заговорила Шейла, но Горбовский ее оборвал:

- Кто еще?..

Шейла вздрогнула, увидев его глаза:

- Группа поиска вылетела на юг, в тропики... Есть надежда...

Он ее слушал плохо, он смотрел на лицо Камилла, как тот медленно, неестественно медленно, поворачивает свой фарфоровый череп и скрипучим, как у сказочной птицы, голосом выдавливает из себя слова:

- Леонид... Радуга... умерла... ловушка... Сигналы с севера.

Камилл повторил отчетливо, голос его стал другим:

- Устойчивые сигналы с севера. Координаты...

Он встал, белое здание Института сделалось игрушечным, маленьким, Камилл снова был в своем вечном шлеме, его переломленная в спине фигура покачиваясь плыла по воздуху, взмахивая крыльями рук...

11

"Кротом" управлял Камилл. Шейла сидела сгорбившись на неудобном заднем сиденье и смотрела, как на обзорном экране плывет им навстречу черная выжженная земля. Волна прошла здесь давно, но пустыня еще дымилась, хотя гореть было вроде нечему - все, что могло, сгорело.

До солончаковых озер езды оставалось часа четыре. Камилл молчал, он молчал почти всю дорогу и только раз, когда флаер перевалил Горячую параллель, неразборчиво произнес:

- Помехи... Я ничего не слышу.

От Столицы до контрольной станции Пост Рубежный они тянули на флаере, в машине постоянно что-то портилось и трещало, Камилл раз пять сажал ее на корку земли и копался в приборном блоке.

На станции пахло смертью, хотя люди ее покинули часа за два до Волны. В лаборатории было пусто и голо: все, что можно, обитатели станции увезли с собой - у них еще было время.

В ангаре они нашли "крота" с перекрещенными желтыми молниями на борту - эмблемой строителей-энергетиков. Они влезли в его утробу и продолжили путь на север.

Натужный, сдавленный голос двигателя больно отдавался в висках; Шейла чувствовала, как она жутко устала. Белая куртка Камилла сливалась с белым пятном экрана, машина влезла на невысокий холм, зачерпнув краешек неба, потом помедлила на вершине и поползла вниз.

Экран оставался пустым и белым, словно земля впереди кончилась, превратилась в туман, и в кабине сделалось жарко. Камилл щелкнул тумблером охлаждения, температура упала.

- Гейзер, - сказал он бесцветным голосом, и Шейла подумала: "Откуда здесь взяться гейзеру?", - но тут ма шину качнуло, и Камилл резко сдал вправо.

Шейла вцепилась в поручень, двигатель жутко взвыл, каменная спина Камилла перекосилась на сторону, и он сказал, ощупывая макушку шлема:

- Я ничего не слышу.

- Где мы? - спросила Шейла.

Камилл ткнул пальцем в экран, словно хотел пробить белую восковую корку, и сказал, обращаясь неизвестно к кому:

- Будем обходить стороной.

Машину опять качнуло, и так, медленно и вразвалку, они двигались еще с полчаса, пока экран не расчистился и они не увидели неровную истерзанную равнину, прикрытую здесь и там молочными клубами тумана.

- Раньше здесь было много озер. - Тихий голос Камилла стал по-человечески мягок; он словно видел перед собой эти выпитые Волной озера, слышал, как звенят тростники и перебрасываются словами птицы.

- Вы думаете, мы кого-нибудь здесь найдем? - неуверенно произнесла Шейла, вглядываясь в однообразную панораму.

- Не знаю, все может быть. Был сигнал, значит, здесь кто-то есть.

Шейла ничего не ответила. Она не жалела, что отправилась в этот безумный поиск. Хотя заранее сомневалась, что им удастся кого-нибудь отыскать. Но Камилла было не удержать, с Камиллом что-то произошло. Словно он один был ответствен за гибель планеты и этим броском на север хотел искупить вину.

- Там. - Он уперся взглядом в какую-то точку в пространстве, и тут белый клок тумана вырвался откуда-то сбоку и экран подернулся рябью. - Я вижу.

- Кого? Где? - Шейла пялила глаза в пустоту, потом недоверчиво перевела взгляд на Камилла, а тот повторял, однообразно, как испорченная пластинка: - Там, там, я их вижу...

Он напрягся, коротким броском руки остановил двигатель и повернулся к Шейле:

- Оставайтесь здесь, вам нельзя. Я приказываю, то есть нет... - По лицу его пробежала тень. Пару секунд он молчал, разглядывая какую-то складку на ее помятом комбинезоне. Потом сказал тихо и обреченно: - Не ходите, я сам.

Она кивнула, сглатывая в горле комок, словно знала, что он собирается делать, проследила, как он открывает люк и впускает в кабину холодный солоноватый воздух.

Звук его башмаков отгремел по броне машины, и в наступившей вдруг тишине отчетливо пропел сигнал вызова.

Шейла вздрогнула, во рту сделалось сухо. Срывающимся голосом она зашептала:

- Я слушаю... Шейла Кадар слушает, отвечайте.

Эфир молчал, Шейле стало не по себе. Тишина давила, накатывала глухими волнами, в невидимой эфирной пустыне, населенной тенями звуков, происходило что-то опасное, человеческого там не было ничего.

- Я слушаю, говорите, - повторила Шейла, пытаясь голосом отогнать страх.

Ответом был прерывистый вздох, так умирают звери, огромные допотопные существа, гибнущие в водовороте времени.

Потом где-то на грани слуха, далеко, за безднами звездных миль, послышался тихий звук, протяжный, на одной ноте, словно плакал ребенок.

В этом звуке было что-то усталое, до боли знакомое и земное; она напрягала память, вспоминала, наконец вспомнила.

Ночь, Женина голова, мечущаяся на больничной подушке. И где-то в безвоздушной ночи плавает детский плач.

Шейла встала, глотнула воздуха и распахнула люк.

12

Камилл лежал на земле. Сложенные в улыбке губы светились пергаментной белизной. На лице не было ни кровинки, глаза, пустые и белые, отражали пустоту неба.