Брайан Стэблфорд - Течение Алькионы Страница 4

Алахак с его инженером Кувио — были полной противоположностью нам с Лэпторном. Его корабль — «Гимния» — представлял собой сверкающий корабль планеты Хормон.

Я купил «Джевелин», потому что она была больше похожа на «Гимнию», чем любой из кораблей, построенных человеком. Алахак был одним из немногих людей, которые мне когда-нибудь нравились, и один из немногих, которых высоко ценил Лэпторн. Даже бродягам необходимо иногда любить кого-нибудь, ради кого они могут пойти на риск. Иметь кого-то, на чью помощь они могут надеяться.

Я снова проснулся, а не следовало бы. Все еще темно, и я не имею никакого права просыпаться среди ночи. Что-то разбудило меня? Наверное, это снова упал крест Лэпторна. Ветер здесь, и он хватает меня за лицо, протягивает холодные пальцы к моим глазам. Я не буду слушать его. Я хочу только одного — скорее заснуть.

— Тебе придется слушать, — говорит он. — Я могу до тебя добраться, и ты это знаешь. Я могу коснуться тебя, когда захочу. Я весь внутри тебя.

Это неправда. Ничто и никогда не касается меня. Нет чужого мира, чужеродного существа, чуждого чувства, которое может оставить след в моем сознании.

— Я могу.

Я действительно слышу что-то? Может быть, мне нужно встать и всмотреться? Может, это животное или насекомое? Оно было и уже исчезло.

— Я не исчез, — говорит шепотом ветер. — Я сейчас с тобой. Я знал, что тебе придется меня впустить, и ты впустил. Я больше не ветер, я голос в твоей голове. Я весь здесь. Теперь ты не можешь удирать от меня, даже если вернешься обратно к звездам. Теперь я часть тебя, я внедрился в твой мозг. Ты никогда не сможешь освободиться от меня.

Сон снова возвращается ко мне.

Люди.

Бенвин, Квивира, Эмерис, Ротгар…

Ротгар… Сейчас стоит немного подумать о Ротгаре. Этого человека легко запомнить. Я подумал, что он значительный, большой человек в хрупкой оболочке. Ужасный пьяница. Доставлял неприятности большинству кораблей, на которые его брали, потому что немногие капитаны могли управлять им и еще меньшее их число могло его выносить. Он знал все двигатели и мог отлично справляться с ними на более чем ста типах кораблей — больших лайнерах, П-шифтерах, рэмродах, даже на дрэджерах планеты Хормон и кораблях галласелиан. В этом отношении он был гений. Но какой толк от гения, если не хватает характера использовать его? Он был самым стоящим человеком, которого только мог желать иметь пилот в нижней части своего корабля. Он добавлял энергию именно тогда, когда она была особенно нужна, давал тебе импульс, когда ты просил, заставлял ходовую часть делать невозможное, чтобы пройти через опасную зону. И тем не менее, он был обречен провести полжизни, околачиваясь по космодромам и портам в поисках работы. Зато он принадлежал самому себе. Никто не имел прав на Ротгара, разве что на небольшой отрезок времени. Никто не мог испугать его. Никто не мог заставить его делать то, что он не хотел. Ротгар был самым непокорным человеком, которого я когда-либо знал.

Места.

Их миллион. Маленькие клочки больших планет. Отдельные фрагменты необычных мест. Лишний день поиска тропинки через галактику, лишний день до посадки на любой из планет, и я бы все видел иначе. Были бы совсем другие планеты, другие клочки тех же планет. Никто никогда не узнает звездных миров, как бы много вы ни впитывали в себя. Они касаются вас, но только самых кончиков ваших пальцев. Вы имеете дело с крохотными фрагментами, а не с единым целым. Меня они коснулись меньше всего. Кое-что в памяти у меня сохранилось, но все это очень выцвело, как старые фотографии. Нереально. Воспоминания Лэпторна были бы яркими, как белые звезды. Он бы все время доставал их и заботливо полировал, а вдруг какое-нибудь ему внезапно понадобится. Каждое было бы драгоценным камнем живой огонь. Что бы это значило — быть Лэпторном? Видеть так ясно, чувствовать так глубоко? Интересно, является ли трагедией то, что я выжил, а Лэпторн погиб?

Может быть, кораблю следовало упасть носом вниз вместо того, чтобы шлепнуться на пузо? Или может быть, разбитая ходовая часть все равно убила бы его? Был ли я виноват в том, что Лэпторн погиб? Мог ли я посадить корабль так, чтобы Лэпторн остался жив, даже если бы это означало, что погибну я? Стоило бы так поступить, если бы я мог?

Но Лэпторн все равно умер бы здесь через некоторое время. Он бы иссяк, превратился бы в серость и в абсолютное ничтожество. Для него было необходимо, чтобы планеты, чьи «Я» он старался вобрать в себя, помогали ему в этом. Ему нужен был свет особого типа. Да, он нужен был Лэпторну. Для него эта планета очень скоро превратилась бы в бесконечную темноту. Может, и со мной случится то же. Может, она осточертеет мне до смерти, убьет меня своим присутствием.

Это снова ветер.

Пожалуйста, убирайся и не мешай мне спать. Сегодня он такой настойчивый, словно у него есть какая-то цель. Возможно, он все так же проникает в меня. Может быть, он уже захватил мой мозг. Ни один человек не может вечно выдерживать натиск. Может быть в конце концов я уступлю.

— Дело не в том, что ты уступишь. Я с тобой, но я настоящий. Мы на настоящей планете.

Может быть, и так, мой друг, отвечаю я. Может быть, сейчас, когда ты здесь, мне следует просто согласиться с фактом. Но я не могу сказать, что ты отнесся ко мне по-доброму…

— Я должен был войти, — отвечает ветер. Это всегда нелегко.

Иногда я готов был поклясться, что он понимает каждую мысль, пришедшую мне в голову. Это умный ветер. Образованный. Нуждающийся в моем внимании, как маленький ребенок. Но почему? Почему ты хочешь быть частью меня? Почему ты хочешь жить в моем разуме?

— Ты мне нужен. Мне необходимо где-нибудь находиться. Мне нужен кто-то, кто будет моим хранителем. Мне нужен хозяин.

Ты тоже один на этой планете, я думаю.

— Да.

Как это случилось?

— Все остальные погибли здесь.

Это не люди. Эта планета не нанесена на мою карту, на нее не ступала нога человека. Мы на самом краю Течения Алькионы. Течение — дурное место. Должно быть, оно свалило нас. Это либо радиация, либо искривление пространства. И того, и другого здесь хватает. Но ни один человеческий корабль никогда не пытался составить карту Течения. Если ты прибыл сюда на корабле, это корабль чужаков.

— Это был корабль чужеродцев, — согласился ветер.

Наконец-то я понял, что я не один, что голос принадлежит какому-то иному здравомыслящему существу. И это совсем не ветер — не совсем ветер. Это чужеродный паразит сознания, а я — его новый хозяин. Не знаю, радоваться мне или огорчаться. Я думал, что ты не хочешь, чтобы я был здесь. Я думал, что это ты все время сдувал крест на могиле Лэпторна.