Кристин Раш - День Красного Письма Страница 4

Карла Нельсон. Высокая, худая, натуральная блондинка, обожает бег по пересечённой местности и избегает баскетбола, несмотря на все мои усилия затащить её в команду. Команда нуждалась в рослых и атлетичных игроках.

Она обладала обоими качествами, но, как она мне сама сказала, не была командным игроком. Ей хотелось лишь бегать, и бегать одной. Она терпеть не могла полагаться на кого-либо.

Я её не осуждаю.

Но по опустошённому выражению её угловатого лица я вижу, что она всё же полагалась на своё будущее «я». Она верила, что уж она-то себя не подведёт.

Никогда в жизни.

За прошедшие годы я не раз наблюдала, как другие консультанты говорят банальности. Это ничего не значит, я уверена. Должно быть, будущая «ты» верит, что ты на верном пути. Уверена, что всё будет хорошо.

Меня распирало от злости, когда впервые наблюдала за тем, как старшеклассники проходят через  этот ритуал. Я не произнесла ни слова, что, вероятно, было наилучшим поведением, потому что про себя я перекручивала банальности, произносимые моими коллегами, превращая их в нечто ужасное.

Это что-то да значит. Мы знаем, что это неспроста. Твоё будущее «я» ненавидит тебя, или, возможно — вероятно! — ты умерла.

Все эти мысли приходили мне в голову в зависимости от того, как развивалась моя жизнь: чересполосица учёбы в колледже, диплом преподавателя, замужество, двое детей, развод, первый внук. В разное время я верила в совершенно разные вещи.

В тридцать пять моё полное надежд молодое «я» планировало уйти из профессионального баскетбола. В реальности я завершила карьеру учителя физкультуры и стала консультантом. Консультантом, который время от времени подрабатывает тренером.

Я говорила себе, что всё не так плохо.

Иногда я задумывалась, а что бы я написала в Красном Письме, если бы и правда играла в высшей лиге? Так держать? По-моему, такого рода послания находят в красных конвертах чаще всего. Они не всегда так лаконичны, но их суть всегда сводится к этим двум словам.

Так держать!

Только я ненавидела так держать. Я раздумывала: а повредила бы я колено, играя в высшей лиге? Сумела бы закрепиться? Получила бы ту дорогущую нанотерапию, что позволила бы мне продолжить играть после такой травмы? Или я всё равно бы выпала из профессионального спорта, только гораздо больнее?

Мечты — сложная штука.

Сложная, хрупкая и недолговечная.

И вот я стою на краю сцены, а передо мной — трое мечтателей, чьи мечты разлетелись вдребезги.

— В мой кабинет, — говорю я всем троим.

Они настолько потрясены, что подчиняются без звука.

Я пытаюсь вспомнить, что я знаю о парнях. Эстебан Релье и Джей-Джей Фениман. Джей-Джей означает … Джейсон Джейкоб. Я припоминаю это только потому, что имена очень старомодны, а их носитель — квинтессенция современности и крутизны.

Если бы вас попросили определить, кто из учеников добьётся в жизни наибольшего успеха с помощью обаяния и личных качеств, а не Красного Письма и возможностей, вы бы назвали Джей-Джея.

Эстебана вы бы назвали с оговорками. Но он бы вызвался сам.

Если бы вы выбирали в классе того, кто наверняка не напишет себе Красного Письма, то выбрали бы Карлу. Слишком нелюдимая. Слишком колючая. Слишком трудная. Я не должна удивляться, что она идёт сегодня со мной.

Но я удивляюсь.

Потому что тот, кто мне кажется наиболее естественным кандидатом, никогда не оставался без письма.

Это всегда тот, в кого ты веришь, кто-то подающий надежды.

И иногда моя задача — не дать этим надеждам рухнуть.

Я готова к этому моменту. Я не фанат интерактивных технологий типа проецирования информации прямо на сетчатку и писания пальцем на ладони, но в День Красного Письма я пользуюсь ими больше, чем в любой другой день года.

Пока мы идём по коридору, я узнаю всё, что известно школе об этих трёх учениках, хотя ей, если честно, известно не слишком много.

Результаты психологических тестов — включая модифицированный тесты на IQ — с начальной школы. Адреса. Места работы и доходы родителей. Внеклассные занятия. Оценки. Проблемы (если о таковых сообщалось). Замечания. Благодарности. Награды.

Я уже многое знаю о Джей-Джее. Король встречи выпускников, квотербэк, стал бы президентом класса, если бы не отказался баллотироваться. Настолько красив, что уже успел разбить одно сердце — девица Лизбет Холин его натурально преследует, и мне пришлось дважды её наказать, а потом направить для обследования в специальную психологическую службу.

Про Эстебана мне приходится наводить справки. Успеваемость у него выше среднего, но только по предметам, ему интересным. Показал высокий IQ и на старых, и на новых тестах. У него есть нереализованный потенциал, но к успехам в учёбе он, очевидно, не стремится.

А вот Карла — пока настоящая загадка. IQ выше, чем у обоих парней. Оценки ниже. Замечания, равно как благодарности и награды, отсутствуют. Лишь результаты в кроссе — постоянные победы по всему штату три года подряд, предложения от колледжей — при условии, что она улучшит оценки, чего она так и не сделала. О родителях ничего. Адрес в районе среднего достатка в самом центре города.

Я не могу разгадать её  за те три минуты, что мы идём по коридору, хоть я и пытаюсь.

Я ввожу их в свой кабинет. Он просторный и уютный. Большой стол, кресла, настоящие растения, окна с видом на кросс-трэк — вероятно, не  самым подходящий к моменту, по крайней мере, для Карлы.

Я меня заготовлена для них речь. Я пытаюсь сделать так, чтобы она не звучала заготовлено.

— Ваши папки были пусты, так ведь? — говорю я.

К моему удивлению, у Карлы начинают трястись губы. Я думала, она держит себя в руках, но она, похоже, готова разрыдаться. У Эстебана покраснел нос, он наклоняет голову, пряча лицо. То, что Карла настолько расстроена, мешает ему контролировать собственные эмоции.

Джей-Джей облокотился на стену, руки сложены на груди. Его красивое лицо — маска. Я осознаю, насколько часто видела у него это выражение. Не пустое, даже немного приятное, но какое-то отсутствующее, обособленное. Он упёрся одной ступнёй в стену, отчего на ней обязательно останется отметина, но я не делаю ему замечания и позволяю ему так стоять.

— В мой День Красного Письма, — говорю я, — я тоже ничего не получила.

Они удивлённо смотрят на меня. Взрослым не полагается обсуждать с детьми свои письма. Или их отсутствие. Будь у меня выбор, я бы не стала.

За годы практики я уяснила, что этот момент — критический. Момент, когда они осознают, что отсутствие письма можно пережить.