Аристарх Нилин - Архантропы вселенной или Прикосновение к любви Страница 4

Она шла к лифту, понимая, что внутри неё что-то происходит, что-то странное, доселе непонятное, какое-то трепетное чувство, которое, словно бы проклюнувшись из земли, вдруг начало прорастать и тянуться к солнцу. Она не замечала, что отсутствие каблука мешает ей идти.

Она поднималась по лестнице, сердце в так все сильнее и сильнее стучало, а в мыслях неотрывно пульсировала только одна фраза:

— Позвонит, не позвонит, позвонит, не позвонит…?

Лиза скинула сапоги, небрежно повесила дубленку на вешалку и в растрепанных чувствах вошла в комнату. Дома никого не было, и она, сцепив позади головы руки, закружилась по комнате. Потом бросилась на диван и, мурлыча что-то про себя, уткнулась лицом в подушку.

Спустя какое-то время, выглянула, зажмурив один глаз и посмотрев на телефон, сжала губы и нахмурила лоб.

— Позвонит, куда он денется, обязательно позвонит. Не может такого быть, чтобы он не позвонил мне, ведь я самая симпатичная девчонка на свете… А вдруг не позвонит, вдруг он забыл мой номер, вдруг… Черт, кажется, я влюбилась в первого встречного.

Она быстро поднялась с дивана и отправилась на кухню чего-нибудь перекусить.

Семен позвонил на следующий день вечером.

Мать заглянула в комнату, когда Лиза, лежа на диване, читала книгу. Загадочно посмотрев, она произнесла:

— Лизок, тебя к телефону.

— Меня!

— Да, тебя, приятный мужской голос.

— Спасибо, — она подняла трубку и произнесла: — Алло.

— Добрый вечер. Это Семен. Возможно, не забыли вчерашнюю встречу?

Лиза почувствовала, как пульс участился и она, стараясь скрыть волнение в голосе, ответила:

— Отчего же, у меня отличная память.

— Я в этом не сомневался. Может быть, нарушу ваши планы, и мы встретимся?

— Когда?

— Завтра, часика в четыре.

— У меня занятия в институте заканчиваются в три, так что можно. А какие планы?

— Придумаем что-нибудь. Можно в кино сходить, или в музей прогуляться.

— Да…

— Возглас как согласие, или как размышление?

— А как же угадывание мыслей на расстоянии.

— По телефону это сложно.

— Хорошо, завтра в четыре на… — она на секунду задумалась, а потом произнесла, — встретимся на Пушкинской, в переходе возле памятника.

— Договорились. В четыре буду вас ждать.

Лиза попрощалась и положила трубку. Настроение мгновенно улучшилось, а сердце по-прежнему учащенно билось. Что-то новое, доселе неведомое ей входило в её жизнь, и это заставляло задуматься, перестроиться и осмыслить. Впрочем, осмысливать происходящее было явно лишним, слишком велики потаенные чувства, которые заставляли говорить и совершать поступки, совершенно ей не свойственные до недавнего времени. Образ Семена предстал перед ней и затмил все, что было до этого.

Лиза вышла из вагона метро и оказалась на платформе, запруженной людьми. Все куда-то спешили, но это не раздражало, а скорее наоборот, вносило некий импульс, помогающий самой влиться в этот поток жизни и стать её частицей. Она пересекла зал, быстро поднялась по ступенькам и, остановившись возле памятника Пушкину, взглянула на часы. Было без трех минут четыре.

— Странно. Мог бы и не опаздывать, — подумала она, и бросила взгляд на стоящих вокруг людей. Несколько молодых парней и девушек, так же как и она кого-то ждали. Она отошла чуть в сторону и остановилась возле первой ступени ведущей в зал. Ожидание встречи неожиданно кольнуло в сердце недобрым предчувствием. Она повернула голову и посмотрела в глубину зала. Ей вдруг показалось, что на мгновение люди, до этого хаотично двигающиеся в разных направлениях, замерли, потом вспышка света, как при фотосъемке, и снова все стало на место. Она подняла голову и прямо перед собой увидела Семена. Он появился так неожиданно, что она никак не могла понять, как она его не заметила сразу. Она удивленно смотрела на него и молчала.

— Извини, я кажется, немного опоздал.

— Бывает, — спокойно произнесла она, и, взяв его под руку, стала спускаться по ступенькам вниз.

— Куда двинем?

— Не знаю, хочешь, просто пройдемся?

— Согласен, — и они, лавируя между пассажирами, пошли в конец вестибюля. Уже на эскалаторе Лиза случайно обронила взгляд на часы.

Они показывали начало пятого…

Глава 2

— Немчинов!

— Я!

— Головка от х… Где задержанный?

— Так ведь я докладывал, товарищ, капитан. Исчез он.

— Ыгы, исчез. Сквозь землю провалился. И где мне его прикажешь теперь искать? В Южной Америке?

— Честное слово, не знаю, — Немчинов потупил взор и уставился на начищенные до блеска сапоги капитана.

— Ты мне дурочку из себя не строй. Не знает он. А кто должен знать, я что ли? В камере он с кем сидел?

— С Воробьевым.

— И что твой Воробьев говорит про исчезновение?

— Сказал, что тот к стене подошел и словно растворился в ней. Был, и нету.

— И этот туда же. Ху… порет, а ты уши развесил. Ты понимаешь хоть, что у тебя задержанный из под носа сбежал, а ты тут байки мне впариваешь, и думаешь, что я во всё это поверю. У Верки днем был?

— Ну, был, — потупив взор, чуть слышно произнес Немчинов.

— Ты мне еще понукай тут. Небось, как трахать её, так ты жеребец, а как на службе, так прямо козленочком прикидываешься. Ничего не видел, ничего не слышал. Ты где в обед должен был быть?

— Здесь.

— Вот именно. А ты все на бля… норовишь слинять. Нет, чтобы к Верке по вечерам подкатывать, так ему надо еще и днем ей вставить. Вот и… — капитал махнул рукой, сел за стол, исподлобья посмотрел на сержанта и произнес:

— И что прикажешь мне в рапорте писать? Задержанный, исчез из камеры в неизвестном направлении и при невыясненных обстоятельствах?

— Так ведь так оно и было. Камеру никто не открывал. Я когда от Верки вернулся, услышал, что этот, как его, Воробьев, зовет меня. Я открыл, а он один в камере. Забился в угол и пальцем в стену показывает.

— А ты что?

— Я его сразу спрашиваю, где мол, сокамерник? А он мне, — нету, ушел сквозь стену. Вот те крест, прямо так сквозь стену и прошел.

— Может ты того, поддал у Верки, а, Немчинов? Ну кто нам поверит, что задержанный сквозь стену прошел?

— Я не знаю. Вряд ли, только не виноват я, товарищ капитан. Дверь в камеру заперта была, да и у Верки я был всего-то полчаса. Никак он не мог сбежать, да еще запереть дверь за собой. И потом, из отделения ведь еще выйти надо, а никто не видел, чтобы кто-то выходил с нашей половины.

— Видел, не видел, какая ху… разница. Слинял задержанный, это факт, а вот что писать теперь, размышляй.