Стенли Вейнбаум - Нулевое кольцо Страница 4

Он издевательски рассмеялся:

— Возраст Земли — один-три миллиарда лет. Что это значит по сравнению с Вечностью?

— Ничего. Нуль.

— Именно! И тот же нуль представляет собой вероятность повторного появления из тех же атомов того же человека за один планетарный цикл развития. Но я уже говорил, что трил— лионы или триллионы триллионов лет назад уже была другая Земля, другой Джек Андерс и, — в его голосе послышались жа— лобные нотки, — другой кризис, разоривший Джека Андерса и старика де Нанта. Именно этот фрагмент ты и обязан вспом— нить.

— Но что можно вспомнить, будучи в состоянии каталепсии?

— А Бог его знает. Что-нибудь да вспомнишь.

И тут я не выдержал:

— Но это же абсурд! Нонсенс! Бред сумасшедшего! А мы оба

— два спятивших идиота! — Но, как оказалось, я ошибся в вы— боре определений.

— Сумасшедший? Спятивший? — он уже визжал. — Старик де Нант — сумасшедший, так по-твоему? Дырявый Нуль спятил? Ты не веришь, что время движется по замкнутому кругу, не ве— ришь, да? А ты хоть знаешь, что такое круг? Нет, конечно! Так слушай же!

Круг — это математический символ нуля! Время — это нуль, и время — это круг! Я разработал теорию, по которой стрелки часов на самом деле вовсе не стрелки, а носы, потому что они находятся на лице часов и принюхиваются ко времени; а пос— кольку время — это круг, они все время ходят по кругу, по кругу, по кругу…

В комнату неслышно скользнула Ивонна. Подойдя к отцу, она несколько раз мягко провела ладонями по его лбу в глубоких морщинах. Похоже, она все слышала.

НОЧНОЙ КОШМАР ИЛИ РЕАЛЬНОСТЬ?

— Скажите, — обратился я к де Нанту в один из вечеров после нашей ссоры. — Если прошлое и будущее — одно и то же, то выходит, что будущее точно так же невозможно изменить, как и прошлое. Тогда где гарантия, что его можно изменить и вернуть наши деньги?

— Изменить? — он фыркнул. — С чего ты взял, что я хочу его изменить? А вдруг Джек Андерс и де Нант — те, что по другую сторону Вечности, — уже сделали это? Говорю тебе, его уже изменили.

Я сдался, и наша фирма возобновила свою абсурдную дея— тельность. Мои воспоминания, — если это действительно были воспоминания, — с каждым разом становились все отчетливее. В памяти стали всплывать факты, которые никак не укладывались в двадцать семь лет моего собственного прошлого; правда, де Нант утверждал, что это картины прошлого того, другого «я» с противоположного отрезка Вечности.

Я видел и другое: события, которые никогда раньше со мной не происходили, хотя, с другой стороны, я не был в том абсо— лютно уверен. Видите ли, они не имели в моей жизни серьезно— го значения и, возможно, просто стерлись из памяти. Сразу после пробуждения я добросовестно пересказывал все старику, хотя иногда это было довольно затруднительно — словно с тру— дом подбираешь слова, описывая полузабытый сон.

Были и другие воспоминания: я видел события из чужой, причудливой жизни, которые вряд ли имели место в истории че— ловечества. Эти были всегда размыты, а некоторые просто ужасны, и только легкая Дымка, полупрозрачным покрывалом наброшенная на картинку, спасала мои нервы от полного расс— тройства.

Помню, однажды я рассеянно смотрел на красный туман за небольшим окном. По ту сторону идеально прозрачного стекла проплывали совершенно невероятные лица, описать их не было никакой возможности — я в жизни не встречал ничего подобно— го, ни малейшего сходства с человеком. В другой раз, одетый в звериную шкуру, я брел по холодной серой пустыне, и рядом со мной шла женщина, лишь отдаленно напоминавшая Ивонну.

Я звал ее Пиронива, и помнится, это имя означало «снежное сияние». В воздухе вокруг летало множество плесневых комоч— ков, которые то и дело натыкались друг на друга и разлета— лись в разные стороны. А однажды мы ждали, укрытые огромным валуном, пока какое-то угрожающего вида животное, весьма ма— ло напоминающее безобидный грибок, не протопает далеко впе— ред, направляясь к своей загадочной цели.

В одном из воспоминаний, очарованный, затаив дыхание, я всматривался в тихую заводь, в которой вместо воды медленно кружилась серебристая ртуть. На гладкой поверхности, словно отражения, резвились два крылатых существа. В них не было ничего человеческого, но они были удивительно прекрасны и переливались всеми цветами радуги.

Меня охватило странное чувство: как будто мы с Ивонной связаны с этими существами узами какогото родства, но я не мог вспомнить ни самих животных, ни времени, в котором они жили, ни природу окружающего ландшафта.

Старик Аврор де Нант внимательнейшим образом слушал меня, пока я с помощью жалких слов пытался пересказать увиденное.

— Замечательно! — воскликнул он. — Картины бесконечно да— лекого будущего, подсмотренные из трижды более далекого прошлого. Они носят явно неземной характер, и это означает, что рано или поздно люди разорвут земные оковы и посетят иные миры. В один прекрасный день…

— Если только все эти воспоминания не бред перегруженного мозга, навроде ночных кошмаров.

— Вовсе нет! — моментально вспылил он. — Однако могут ими стать, ибо стоят нам слишком дорого. — Я видел, как он пы— тался побороть волнение. — Мы все еще не вернули наши день— ги, и потому надо работать, если понадобится, работать годы, столетия до тех пор, пока не вытянем черную песчинку, ибо черный песок — вернейший признак золотоносной руды… — Он помолчал, затем, словно очнувшись от сна, спросил: — О чем это я?

Итак, работа продолжалась. Вместе с фантастическими виде— ниями приходили другие, почти на грани реальности. Наши за— нятия все больше смахивали на увлекательную игру. Я совер— шенно забросил бизнес, хотя потеря была невелика, и часами пропадал у профессора, охотясь под его руководством за нуж— ными сновидениями.

В конце концов я стал проводить у него все дни с утра до вечера, то погружаясь в летаргический сон, то пересказывая старику, какие невероятные картины мне довелось во сне уви— деть или, как он утверждал, вспомнить. Реальность потеряла для меня всякий интерес. Я пребывал в иллюзорном, фантасти— ческом мире, и лишь пристальный взгляд темных печальных глаз Ивонны временами возвращал меня к действительности.

Я уже упоминал о том, что некоторые видения были довольно реалистичны. Так однажды я видел город, и какой город! Весь устремленный в небо и ослепительно белый. Но на красивых ли— цах людей лежала печать божественной мудрости, и потому они были задумчивы и печальны. В великолепном городе ощущалась атмосфера взаимной неприязни и порочности, свойственная всем большим городам. Я думаю, впервые она возникла в Вавилоне и исчезнет только вместе с мегаполисами.