Эйв Дэвидсон - Феникс и зеркало Страница 4

- Что ж, даже если я и ошибаюсь и ты действительно не тот маг, что прежде, поскольку перестал быть прежним мужчиной, то - это твои сложности, а не наши. Но если ты получаешь задания, неподвластные тебе и твоему волшебству, то пусть именно это станет для тебя источником желания их исполнить. Поэтому тебе не уклониться от работы, которую ты получил от нас. И не пытайся меня переубедить, это задание - именно такое. Как вы называете то, что взяла у тебя госпожа и что теперь держу в руках я? продолжил Туллио. - Это не Ка, это не Ба (*2), и не... впрочем, какая разница. У меня есть сама вещь, и зачем мне знать ее имя. Я знаю, что это - одна из твоих душ, и мне этого вполне хватает. Без нее ты только часть мужчины, и без нее ты навсегда останешься лишь частью и никогда не познаешь более женскую плоть. Сделай работу, и я возвращу ее тебе. Откажешься или не сумеешь - я уничтожу это. Станешь медлить - накажу. Будешь зря терять время... Но, - сказал он совершенно бесстрастно и уверенно, - не думаю, что ты будешь зря терять время. Нет, нет, мой маг. Не думаю, что ты будешь терять его зря.

2

Улица Драгоценной Сбруи находилась в старом квартале Неаполя, но была куда шире остальных улиц. По этой причине, верно, она и дала приют ремеслу, в соответствии с которым была прозвана. Ни один конь, мул, осел в Неаполе не обходился без украшений, изготавливаемых здесь: без ожерелий из гигантских голубых бусин - дабы уберечь от порчи и сглаза; без медных, начищенных до сияния талисманчиков (полумесяцы, звезды, руки Фортуны, рог Асмодея, солнце с лучами и множество прочих); без шерстяных или даже шелковых попон и кисточек разнообразнейших цветов; без тех странных штуковинок, которые торчат на загривках коней, подобно маленьким замкам или стройным башенкам. Что уж говорить о колокольчиках всех размеров, форм и звучаний, о застывших каплях янтаря для седел! Ну а чтобы заниматься подобным ремеслом, улица Драгоценной Сбруи обязана быть достаточно просторной, дабы оседланные лошади, упряжки и повозки могли на ней разместиться.

Однако же упряжка из двух лошадей развернуться тут все равно не могла, даже в самом широком месте - возле фонтана Клео, но улица не сужалась до самой Королевской дороги. Тележник по имени Аполлонио держал свою мастерскую в доме, располагавшемся на половине подъема от Площади Фонтана; в подвале дома имелась винная лавка, торжественно нареченная "Феб и колесница", но известная среди местных обитателей как "Повозка и солнце". В бытность свою молодым человеком, Вергилий проезжал через Неаполь из своего родного Бриндизи, направляясь в Афины учиться в Академии Илириодора, Тогда три верхних этажа строения принадлежали трем поднанимателям, сдававшим отдельные квартиры кому попало: наемникам, шлюхам, астрологам, возничим, неудачливым фехтовальщикам и еще менее удачливым воришкам, торговцам старьем, бедным путешественникам - таким, например, как студенты. Так это было в дни молодости Вергилия, так дела обстояли и нынче. И даже на крыше, в хибарке, сооруженной из щебня и камыша, по-прежнему обитала безумица, дававшая приют то ли пятнадцати, то ли двадцати котам и кошкам.

К дому, расположенному по соседству с этим, тоже подходил прежний хозяин - только ставший старше, с черной как деготь бородой, с зелено-серыми глазами, смуглый и сухопарый, как борзая. Вечерело. И лишь возле этого дома никто не слонялся, без дела, никто не попрошайничал, не ужинал, присев на корточки возле стены и развернув на коленях свои припасы, никто тут не снюхивался со шлюхами, никто не обмахивал, окунувшись в дым от древесного угля, жаровни, на каких торговцы дешевым съестным готовят еду на продажу. Даже дети не останавливались возле этого дома, чтобы справить маленькую нужду или разрисовать соблазнительно чистую и ровную бледно-желтую стену. В нише по левую руку, на высоте трех ступенек, виднелась бронзовая голова. Едва человек с усталой медлительностью преодолел эти три ступеньки, как глаза ее открылись, губы разошлись и голова произнесла:

- _Кто идет? Кто идет? Кто идет?_

- Тот, кто тебя сделал, - ответил человек. - Я хочу войти.

- _Входи, хозяин_, - произнесла бронзовая голова. Дверь наверху лестницы подалась внутрь.

- Стереги меня хорошенько, - напутствовал привратника человек и, без паузы, но перекосив лицо, добавил: - Как обычно.

- _Слышу тебя и отвечаю, что всегда буду охранять тебя бдительно... Как обычно... Как обычно_... - повторила бронзовая голова. Казалось, металл ее голоса отдается эхом: обычно... обычно... обычно... Бронзовые глаза вращались по кругу, рот продолжал бормотать. Наконец умолк. Веки сомкнулись. Человек сделал еще два шага и покачнулся на пороге.

Потом медленно вошел в прихожую.

- Ванну, - скомандовал в пустоту и чуть позже: - Обед.

Раздался звоночек... еще один... мягкие звуки затихли. Вошедший прижал ладонь к двери, украшенной рельефом, на которой кузнец Тубал-Кайн передавал что-то благословенному Гипатусу, дверь открылась. Где-то неподалеку побежала вода. Комната была залита светом, исходившим из сияющего шара, установленного на мраморной пилястре такого темно-зеленого цвета, что он казался черным. "Драконья зелень" - так называли этот цвет фригийцы.

Он подошел к ближайшей из пилястр, окружавших комнату по периметру, и снял колпак из черного эмалированного металла, установленный на золоченых подпорках, - открылся новый сияющий шар. Раздался голос:

- Я обнаружил, что слишком яркое освещение отрицательно сказывается на работе моего внутреннего глаза - того, что расположен позади пупка, вот я их и прикрыл... Приветствую тебя, Вергилий, - произнес тот же голос через секунду, но с оттенком приятного удивления.

- Здравствуй, Клеменс, - вздохнул Вергилий, медленно идя по кругу и освобождая светильники. - Знаю я, что там у тебя за третий глаз позади пупка, - произнес он с усилием. - На него влияет не просто свет, но лишь свет, прошедший сквозь бокалы, с помощью которых ты самолично исследовал пятую сущность вина... дабы заключить ее ради большей надежности также позади своего пупка. - Он замолчал, скинул одежду и направился в ванную.

Алхимик пожал плечами, почесал свою широченную, лохматую бороду, издал не слишком приличный утробный звук и возразил:

- Но квинтэссенция вина, принятая правильным образом человеком высокой психики и умственных качеств, подобным мне например, лишь способствует чувствительности. Кстати, ознакомлю тебя с некоторыми соображениями, возникшими у меня в ходе комментирования трудов Галена. Знаешь, это просто восхитительно, мои поразительные изыскания полностью подтверждают его предписания об игре на флейте с целью излечения подагры - тонально, в миксолидийском ладе... (*3)