Николай Полунин - Леса веселые и воды светлые Страница 4

Я согнул.

- Не пойду никуда. Коли вы меня запоймали, вызывай свою дуру, пусть прилетает, меня увозит. А так - не пойду.

Я посмотрел на зелено-бурую жижу, тягуче стремящуюся между этим и тем берегами. Почва близ кромки уже обуглилась. Лет через десять обугливание разойдется на метр-полтора.

- Ты... чего тут делаешь? - только и вымолвил я.

- Рыбу ловлю. Во! - Мужичок горделиво тряхнул передо мной прозрачным пакетом, где друг на дружке лежало с пяток... форелей.

Сумасшедший. Набрал где-то дохлых рыб и таскает с собой. Но почему здесь?.. Одна из форелей ударила хвостом, шевельнулась другая. Еще живое, серо-серебристое в крапинках по спинке тело.

- Как, а? - Мужичок, кажется, был настроен дружелюбно, если на него не наседать. Я перевел взгляд с мешка на жижу. Жижа ползла. Трясущейся рукой запихал пистолет обратно. Форели... здесь?..

Мужичок отложил пакет, нагнулся к длинной орешине, с конца которой уходила в жижу леса.

- Ну-кась. Проведу-ка разик. Авось и возьмет. - Он вытянул лесу как можно ниже по течению и повел вверх, описывая плавную кривую.

Ну не может быть!

- Не, - сказал мужичок, - распугал.

- Слушай, - голос был как не мой, - ты хоть метра на три отойди. Нельзя же... - Ничего более умного я не нашелся сказать.

Он шумно вздохнул - у меня сердце зашлось - сквозь свою тряпку, оглядел удилище, поднялся, кряхтя.

- Ну ладно. Отойти чуток можно, если ты такой нервный. Перекурить. А то и впрямь клева никакого.

Я тупо наблюдал, как он стягивает с заскорузлой ладони рукавицу, как задирает полу телогрейки, лезет за мятой пачкой, сдвигает тряпку, прикуривает, проделывает все движения обратным порядком и только после вновь приводит свое тряпье в прежний вид. Сигаретка у него торчит из специального отверстия в тряпке против губ. Мужичок выпускает облако сизого дыма.

Черт дери! Я мельком глянул - на рукаве комбинезона горели все девять лампочек Две с лишним смерти. Я почувствовал желание захихикать и стащить с себя колпак.

- Ты откуда сам-то? - Вертолеты прибудут минут через пятнадцать, санитарная машина, видимо, чуть запоздает.

- Чего?

- Из какой деревни, говорю?

- А. Да с Закопан.

Так и думал. Нет, как хотите, Закопаны и Синявино надо убирать. Тысячу раз говорил. Но этот бред...

- Далеко забрался. И охрана не заметила?

- Охрана, - хмыкнул он, выпуская еще дым, - чего мне охрана...

- Давно удишь?

- Да с полудня примерно. Пока дошел, пока место нашел...

Я взорвался:

- Кой ты мне черт голову морочишь? Что тут делаешь? Как прошел охрану? Жить надоело? Кто тебя послал? Ну?

Мужичок моргал на меня слезящимися - ага, уже слезятся - гляделками из-под потного, под шапкой, лба.

- Ты...

- Откуда? Кто такой?

- Да откуда... да здешний...

- Что ты мне тут крутишь? - заорал я. - Была в этой переплюйке рыба, да, была! И форель была! Но двадцать лет назад! Я сам здешний, вон, из Ржавино, мы сюда с пацанами удить бегали. Но четверть века назад! А сейчас тут нет ничего! Тут бактерий нет, а он мне - рыбу распугаешь!..

Ему вдруг показалось ужасно обидным не само по себе, что я на него ору, а то, что не собираюсь ни на вот столько верить - и какой здравомыслящий человек поверил бы? - его небылицам. Он принялся надуваться и подпрыгивать от злости.

- Да ты... Да я те за такие слова!.. Мне! Не веришь! Я когда брехал? Я про рыбалку когда брехал? Я их - одна к одной, ни разу пустым не приходил. Места, знаешь, какие знаю? А ты - отку-да! не-ту! Я это место, может, два месяца искал!..

Вот так оно и бывает, подумал я обреченно. Два месяца в тройном поясе кордонов дырка, и всем хоть бы хны.

- Я, по-твоему, дурной? - продолжал разоряться мужичок. - Я не вижу, чего вы тут сотворили? С землей-то чего сотворили? И все видят, и все знают, так-то!..

- Слышь, мужик. Я устал. Не звони. Сейчас полетим с тобой, там будем говорить. Погоди, слышь...

- Я чего, тут рыбу что ль беру? - бушевал он. Зацепилось за слух, как он сделал ударение на "тут". - Бакте-рии не живут. Да тут только такие бактерии, как вы, и живут. Места знать надо, понял? Места! А тут место особенное, понял? Особенное...

Пять минут осталось. Я спросил, чтобы что-то сказать:

- Чего ж в нем такого особенного?

- А того ж. - Мужичок выплюнул скуренную сигаретку, глянул в сторону удилища, шмыгнул носом. Пыл его улетучивался на глазах. Закашлялся нутряно. Я не обратил внимания. Ему уже ничем не поможешь, и мне стало все равно.

- Того, - нехотя продолжил он, - что не из этого вот, понятно, говна я таких красавиц натягал. Из речки нормальной, чистой. Ну, что на месте этой канавы была. Как раз, - прищурился, - годов двадцать тому с гаком. Теперь-то уж, ясно, все загадили, паскудники... Во, такие, как ты, и загадили. А тогда верно, водилась. Тут, понимаешь, хитрая штука, рассказывая свои секреты, мужичок приосанился, - закидываю-то я вроде сюда, а наживка, она как раз за двадцать-то с лишним лет и упадает. Как его... временной прокол, во.

- Чего-чего? - сказал я.

- И рыба чистая, сладкая, ты ж помнить должен, если здешний. Потом ее обмыть, конечно, а так... Понимаешь?

Я понимал. Клиника полная. Или, наверное, начал, что называется, косить. Понял, на-дурь меня не взять, и поехало. Мне пришло в голову, что в конце концов можно плюнуть на то, что весь мною затеянный образцово-показательный демарш - теперь окончательно ясно - с таким треском провалился. Зато я сегодня набрал столько материалу - полгода хватит комиссиям разгребать. Что ни говорите, а личная инспекция - великое дело.

- Мне человек один рассказал, - бормотал, все больше путаясь, мужичок, - мол, всякой тут дряни столько скопилось, что не только в, эта, в пространстве, но и в, эта, во времени начались всякие штучки-дрючки. Возмущается оно, время, говорил. Ученый человек, все мне растолковал, чем больше, говорил, дряни, тем сильней возмущения, только, говорит, место надо найти, а уж насчет места найти, это я всегда. Ну, и леску, там, наживку, иль прикормить - тоже, лучше меня во всех Закопанах... кого хошь спроси...

Я уже видел приближающиеся вертолеты. Они шли развернутым строем, правый, из-за двух полутонных баков по бокам, казался крупнее. Я вновь тронул языком уголок рта. "Одиннадцатому. Я. Первый, отзовитесь". "Первый, я Одиннадцатый, на связи". - "Не приближайтесь пока, побудьте чуть в стороне". - "Первого понял. Не приближаться, чуть в стороне". Крупная точка отвалила и зависла.

Оторвав глаза от вертолетов, я не нашел рядом мужичка. Он вновь был на прежнем своем месте, обеими руками держа удилище, спина его выражала азарт.

- Оп-а, - приговаривал он, будто успокаивая лошадь, - опа-а. Здорова, видать, стерва...

Имитирует припадок. Сам бы туда не сиганул. Я подошел, взял за плечо.

Леса раздвигала жижу, ходила кругами, она дергалась и была натянута, как струна. Мужичок неотрывно следил за ней, смаргивая капли пота короткими белесыми ресницами воспаленных век. Умеет. Однако что ж он туда привязал?