Гарм Видар - Коммунальный триптих Страница 4

— Богохульник! — злобно проворчала бабка Дюдикова.

— Сдаетесь? — спросил неожиданно помрачневший сосед Кузякин.

— Ну… — глубокомысленно сказал поэт О.Бабец.

— Не ну, а вобла! — рявкнул сосед Кузякин, у которого очевидно от долгого воздержания начался абстинентный синдром.

— Почему же вобла, милейший? — удивилась мадам Хнюпец.

— А я — так вижу! — отрезал сосед Кузякин и, пока все переваривали этот «отрез», быстро открыл призовую бутылку пива и тут же ее выпил.

Бабка Дюдикова, первой почуявшая опасность, летучей мышью юркнула в свою конуру и злобно забормотала в замочную скважину:

— Зенки залил с утра, вурдалак проклятый, теперь душа кровушки требует…

Мадам Хнюпец тут же презрительно пожала плечами:

— Где они эти ваши вурдалаки — фу! на них!!! — и мадам дунула в пол силы, но в сторону соседа Кузякина, отчего сосед Кузякин чуть было не упал в тазик с рыбьими хвостами, но был вовремя поддержан под локоток любвеобильным поэтом О.Бабцом.

— А пошли вы все! — выдираясь из цепких рук лирика-экстремиста в сердцах сказал традиционную фразу сосед Кузякин и метко плюнул в замочную скважину бабке Дюдиковой, но та уже успела отбежать вглубь комнаты и затаиться.

Поэт О.Бабец тут же отпустил соседа Кузякина, и они оба тут же и пошли. Причем сосед Кузякин как вошел в свою комнату, так сразу лег — на пороге, а поэт О.Бабец сначала сочинил очередное бессмертное четверостишие:

Ужель и я проснусь однаждыВ предощущении грехаЯ буду весь босой, вальяжныйА ты лишь в фартуке… ха! ха!

Но потом мысли поэта смешались и начали стремительно захлебываться в струях душа, под которым в данную минуту уже стояла, наверняка, обнаженная девица Эльвира Кручик, и поэт О.Бабец в испепеляюще неутоленном вожделении стал по привычке биться о спинку своей двуспальной кровати…

И когда в коридоре никого не осталось, из своей комнаты тихо выглянул писатель-фантаст Марк Абрамыч Зомбишвилли. Он осторожно прокрался на опустевшую коммунальную кухню и встал над злополучным тазиком на колени…

— Вобла… стерлядь… простипома… бельдюга! — словно в бреду зашептал Марк Абрамыч Зомбишвилли — фантаст душой и телом. — Даже птица имея крылья может быть всего лишь курицей… А человек без фантазии — это даже не курица, а сациви — никакого полета! Вся жизнь… в горшке.

Марк Абрамыч ласково погладил один из хвостов и загадочно, как юная мать в ожидании первенца, улыбнулся:

— А ведь при жизни ты могла быть русалкой… Только не при этой… при соответствующей.

Марк Абрамыч тяжело вздохнул и на мгновение ему показалось, что случайно затесавшийся среди хвостов рыбий глаз, ему ободряюще подмигнул!

А может Марку Абрамовичу этот рыбий фортель лишь примерещился — как и вся его… ЭТА ЖИСТЬ!