Любовь Романчук - Попроси себе вот этот мир Страница 4

* * * - Так, ну, кажется, успели, - Паша, мокрый от ходьбы, тяжело покачивал в руке мощный железный лом с сильно заостренным концом. Расстегнув страховочный пояс, сбросил на траву кулек с медикаментами, и в воздухе сразу запахло больницей. - Нашатырь, йод, бинт, - перечислил содержимое кулька, - шприц... - Ты что задумал? - оторвался от костра Жорик, протирая глаза от дыма и с ужасом взирая на набор хирургических инструментов. - Сам не знаю. А где Ленка? - Бродит где-то. - Что значит - бродит? Я ей где сказал сидеть? Во бабы. Паша прошел вперед, оглянулся неуверенно, затем подозвал Шуру. - Где столб зеркальный? - спросил его тихо, боясь пасть в глазах остальных. Шура повертел головой туда-сюда. - Освещение поменялось, - догадался он. - А мы запомнили столб только по отражению. Он тогда сильно отблескивал, а теперь растворился среди остальных. Как это мы не сообразили? - Погоди, ведь другие приметы должны быть? - А кто их, скажи, запоминал? - Шура почесал голову. - Можно поставить эксперимент: скатиться и посмотреть, куда занесет. - Так мы до вечера будем экспериментировать, вон сколько направлений, отказался от этой затеи Паша. - Вот Ленка, как же можно было уйти? Может, подождем ее, она-то лучше запомнила. - А если не дождемся? - предположил Шура. - Ты что? - Паша глянул на него дико, пусто. - Хочешь сказать, что и она тоже? Ну, это уже ни в какие ворота. - Можно дождаться утра, и тогда точно найдем чертов столб. - Нет, будем искать сейчас, - решил Паша, - вместе. Обойдем все скальные группы, их же тут не бесконечное множество. И, наверное, сделаем связки, раз такие случаются тут чудеса: двойку и тройку. И ледорубы всем закрепить на кисть, намертво.

Солнце потихоньку клонилось к горизонту, когда вторая связка подошла к костру. Жора уже орудовал над котелком с ледорубом в руке, сыпал в кипяток жесткую перловую крупу. - Неужели мы перепутали направление? - тяжело переживал неудачу Паша. - Ну не могла же трещина за это время захлопнуться? - Что мы знаем, Паша, о природе? - возразил Шура. - Мы отвыкли от нее. Паша зажмурился, представив себе жуткую смерть Валентина в сомкнувшейся трещине. - Мы стали относиться несерьезно друг к другу, - сделал он вывод. - И мы убили Валентина - равнодушием. А Лена, скорее всего, с ним. Она хотела ему помочь и не смогла. Чертова станция отвлекла нас. - Станция ни при чем, - обхватив колени, Леся смотрела на всех зло, с вызовом, - мы хотели отвлечься, мы всегда делаем то, что хотим. Просто тут неожиданно смылась вся ретушь с наших истинных желаний, все сразу выпятилось, оголилось, и мы увидели, какие мы все дрянные на самом деле. Даже лучшие из нас. - Все это странно: эти исчезновения, перемены. Так не бывает, - Шура вертел в руках тесемку от веревки, поочередно наматывая ее на каждый палец. Пальцы у него были узловатые, красные, с твердыми мозолистыми наростами на подушечках. - Так не бывает, - повторил он, - не должно быть. Надо сматываться отсюда. Сразу поутру. - Завтра выходные, - вспомнила Таня, - а в выходные автобусы тут не ходят. - Замечательно. Тогда... - А ну хватит, - встав, Паша бешено, почти грозно оглядел сидящих, слушать стыдно. Вы куда приехали - к бабушке на варенье или в горы? Заныли хором. В горах бывает все, самое необъяснимое. Это запомнить надо. И в них все меняется, постоянно. То, в чем ты был уверен вчера, сегодня заново проверяй, иди как по-новому. Там меняется даже перспектива, воздух, качество, меняешься ты сам. Если вы это не поймете, не примете - здесь вам делать нечего. И ничья смерть никогда не должна выбивать остальных из ритма - это первое правило. Будем работать, не сегодня-завтра этот район могут опять закрыть под эксперименты или просто так, нам все меньше остается мест на земле. Удивительно, что тут еще с вертолета до сих пор не просмотрели местность. - Эта местность сама за себя может постоять, чего ее просматривать? буркнул Шура. - Будем работать, - не услышал его Паша. - Валька сказал бы точно так же. Еще не все потеряно, завтра можно отыскать тот столб по солнцу... - А завтра, увидишь, с утра будет пасмурно, - опять ввернул Шура. - Заткнись! - подскочив, Паша приподнял его за шиворот, слегка тряхнул. Мы никуда не уедем, запомни, - выговорил медленно. - Я всю жизнь мечтал об этом районе, понял? Мы только должны собраться, подтянуться. Мы расслабились, и горы уловили нашу слабинку. Солнце уже догорало у кромки моря - холодное, как погасшая звезда, напоминая о далеком и неизбежном будущем безумной планеты. Никто не возражал Паше. Таня мешала в котелке кашу, Жора потихоньку подбрасывал в огонь сучья - он делал свое дело. - Надо прикрыть огонь сверху, - сказал Паша, - чтоб в случае проверки не заметили. Поднявшись, он подтащил к костру несколько крупных камней, втроем ребята выложили из них полукруглую стенку и накинули сверху кусок брезента. - Вот так все и может окончиться, - сказал с грустью, - мир просто поглотит нас. - Он помолчал, втягивая в себя дым костра. - Рассказать, как погиб Черт? - предложил через время. - Вы все его знали. Мы совершали подъем по Ушбе, это очень коварная, я бы даже сказал - злобная горка. Там постоянно кто-то гибнет. Но мы шли уже проторенным маршрутом, нас было четверо. Этот маршрут мы знали как свои пять пальцев, мы не ставили целью что-то открыть, изменить в нем, это был просто тренировочный выход перед поездкой в Гималаи. Все было о'кей, мы уже спускались, погода не сильно поджимала нас тогда, хотя она обычно, как я заметил, старается выжать людей с вершин. Черт шутил как никогда, он был в ударе, хотя и сильно замерз. До этого у нас была холодная ночевка на снежной полке, мы только выбирались из состояния анабиоза, и двинулись по веревке с уступа вниз, до следующей узкой полочки - метров где-то за сорок. Черт страховал последним, ничего сложного в этом не было. Мы спустились и стали ждать. А его почему-то не было. Был туман, очень плотный, белый, и ветер, из-за которого ничего не было слышно. Докрикиваться было бесполезно, и я полез наверх, к месту ночевки, отгоняя ненужные мысли. Я лез к Черту, я уже знал, что что-то случилось. Но на карнизе никого не было. Не было даже следов. Снег покрывал все рыхлым свежим слоем, не оставив даже признаков пребывания здесь только что людей. Черт просто исчез, растворился, от него не осталось даже запаха. Он замолчал, а Шура, достав потрепанную книжку, прикорнул у костра. Тихо буравил воздух аромат каши, смешанный с запахом дыма, степной травы, моря. Ломались, корежились в пламени огня ветки. - Почему так случается? - повела плечом Леся. - Что мы тут значим? - Глядите, - перевернувшись на живот, Шура положил перед собой книжку и стал читать: "Переполненная за тысячи лет концентрировавшейся в ней энергией разрушения, насилия и зла, планета Р сбрасывала с себя инородцев. Огромный арсенал средств был в ее распоряжении, она не спешила, чтобы не разрушить саму себя. Наводнения постепенно смывали в океан города, землетрясения поглощали военные базы, полигоны и стартовые площадки, магнитные бури или просто вызванная чем-то ионизация воздуха сбивала работу приборов, отключая опасные установки. Неведомые болезни, от которых не было ни лечения, ни прикрытия, поражали жителей, независимо от их вины и возраста. Мир чувствовал опасность, он умел самоорганизовываться, это была самозащита организованной упорядоченной мертвой материи, разбуженная извне скопившейся отрицательной энергией в один организм, она была неразумна, она действовала случайно, слепо, вразброс, но это была сила, обладающая видимостью самоуправления". - Хорошая планета Р., - одобрил Паша, - самоорганизовалась и давай себе все крушить. Но только материя никак не может самоорганизоваться, ее может только кто-то направлять. - Так вот же, отрицательная энергия и направляет, - возразил Шура, вновь погружаясь в свою книгу. - А может, направляет как раз твоя книга? - подцепила его Татьяна. А Паша хмыкнул, зачерпнул из котелка готовую кашу и, дуя на нее, потихоньку стал уплетать. И вдруг насторожился, жестом призвав смолкнуть всех остальных. Тренированный горными выездами слух его сразу уловил хорошо знакомое далекое трение, похожее на гул, которое, нарастая, перешло постепенно в хлопки и стуки. Он не успел предупредить об опасности, как несколько камней перелетело через костер и по сторонам его, сбив котелок, и плотно прижало всех к земле. Удар одного камня пришелся по Пашиной каске, другой сильно толкнул в плечо. - Чертовый обвал, - прохрипел Паша, убирая со спины приличный "саквояж", и, не в силах одолеть любопытства, приподнял голову. Палатки были смяты, скалы мерно дрожали в ночном, подсвеченном луной воздухе, периодически "стреляя". Иногда с них срывались камни, со свистом пролетающие мимо, будто невидимые "стрелки" сидели на них, метя в кого-то своими ударами. Потом все смолкло. - Эй, - позвал Паша тихо, - все живы? - Чего? - откликнулся Шура от костра, переворачивая страницу. - Ты что? - крикнул ему Паша. - Обвал же. Не веря, Шура посмотрел на него внимательно, затем вокруг. - Неужели зачитался? - поразился с недоверием. - Надо же. Отряхиваясь от пыли, жалобно всхлипывая, с земли поднялась Таня. Лицо ее было разбито, с локтя вместе со свитером рвано сорвана кожа, и она плакала от боли и страха. Прихватив кулек, Паша кинулся оказывать помощь. - Хорошо, что стенку перед костром успели выложить, - тронул его за плечо Жора. Он говорил немного, но всегда то, что нужно. - Она и спасла. Он потащил его к выложенным, сбитым уже камням, и Паша увидел за ними остановленную на полпути каменную застывшую лавину. Леся сама себе уже накладывала повязку на ногу, и, глядя на нее, Паша наконец ощутил, как разламывается от боли плечо. - Так, спать будем в касках, - решил он, - и по очереди. - Не получится ничего, - заметил Шура, - это место не хочет нас сейчас, неужели не ясно? - Да пошел ты! Слушай, а ты-то чего один из нас целым остался? подозрительно оглядел он его. - Место особое выбрал? Любимчик природы. И лежал-то, главное, не за укрытием, а в стороне. - А Шуру массив не тронул, потому что у него книга, - предположил Жора. Это как магический знак. - Да вы что? - вскинулся Паша, тут же взвыв от резкой боли в плече. Какой знак? XXI век на дворе, ребята! Он хотел еще пошуметь, но испытал вдруг жуткую усталость и, махнув рукой, опустился на землю. Все планы были смяты, все настроение разрушено и какие там тренировки? - в больницу уползать надо. Бывают такие места невезения, сколько уже их приходилось ему встречать, когда в самом ответственном, почти пройденном, отвоеванном у гор маршруте вытекала вдруг вся энергия, падало до нуля сопротивление тела и непонятная тоскливая болезнь-предчувствие хватала в тиски душу, заставляя все бросать и скорей вниз, в привычный обжитой защищенный мир. Или где-то на ровном месте обрушивался дождь, подвертывалась нога, летел с примуса суп, обжигая руки или вообще не разжигался керогаз - и тогда понимал, что все, та вершина недоступна, в этот сезон к ней не пройти, все приметы кричат об этом. К ней не пройти, хотя она так близко, и столько сил и средств затрачено на подготовку к ее штурму, и объяснить это чувство посторонним наблюдателям зачастую невозможно. Приходится попросту врать, ссылаясь на недомогание, показания барометров (а они, как назло, могут быть самыми классными), рискуя быть обозванным просто трусом, в то время как ты просто видишь, что вершина захлопнута, и все. Природа ставит знаки опасности, пропитывая ими все вокруг - с этим он согласен, в это надо верить, чтобы выжить, и уметь их чувствовать. Он никогда не анализировал эти причинно-следственные связи, это было бесполезно, ни к чему - он просто верил. Но до чего бывало обидно, до чего каждый раз хотелось нарушить запрет, стереть, не заметить знаки. Сделать вопреки, доказать, что так не бывает. Но - бывает, бывает. Сотни, тысячи раз. И жизнь каждый раз доказывает это. И доказывает, и наказывает. А вопреки надо бороться - только с собой. И потому, встав при первых лучах солнца с колючей травы, Паша с сожалением окинул взором каменное застывшее царство и, вздохнув, коротко бросил: - Уматываем. Рюкзаки укладывались тяжело, лениво: ныло вс(. - До одиннадцати подождем, - сказал Паша, приседая на распухший в объеме рюкзак, - пока зеркальный столб не определится. Все же нельзя упускать последний шанс. В глубине души он уже знал, что это напрасно, что ни трещины, ни, может, самого столба они не найдут, все это было случайно, мимолетно. Но надо было сохранить уверенность остальных в том, что до последней возможности их будут искать, ждать, с риском для здоровья, удачи, даже жизни. Без веры в это в горах становилось совсем тоскливо. - Шура, а ну давай я все-таки напоследок, пока время есть, пробегусь по этой скалке, решил Паша. - Подстрахуешь. Подойдя, он прочел табличку "Скала N 325". - Сойдет, - решил снисходительно. Зайдя сверху, навесили кое-как на выступ карабин с веревкой, и, надев калоши, раскpутив ноющее плечо, Паша полез. Первые метры дались с трудом, но потом полегчало: тело разогревалось, прочнело, уходила боль из ушибленного сустава, где-то к ключице подпирала все всегда душащая поначалу радость от первого подъема, когда вот - все под тобой, и ты отталкиваешься и поднимаешься прочь от этого мира. Он пролез первый выступ, траверсировал к другому, более сложному, одну руку заложил в "карман", другую - в узкую трещину, идущую к самому верху, перенес ногу повыше, на "мизерок", затем нагрузил другую, и в этот момент что-то острое и тяжелое толкнуло его в грудь. Он слабо крикнул и, отпустив руки, полетел, удивившись тому, отчего нет рывка? "Неужели выщелкнулась веревка?" - обожгло его. Он попробовал сгруппироваться, но не ощутил своего тела. Какая-то длинная бездонная расщелина открылась перед ним, и он падал в нее неотвратимо и беспощадно.