Всеволод Слукин - Вас зовут Четверть третьего Страница 4

- Сколько будет трижды три?!

- Половина восьмого! - не моргнув глазом, ответил я.

- Вставайте, господин Никифоров. Уже половина восьмого. - Фрау Гросс трясла меня за плечо. Так начался первый день моей работы у профессора Шиндхельма.

4. МАУС, МАУС, КОМ ХЕРАУС!

(рассказывает профессор Отпгокар Шиндхельм)

После завтрака мы с господином Никифоровым отправились в дирекцию, где он подписал обязательство о неразглашении секретов и получил аванс. Затем поехали в институт. Мне нужно было успокоить моего пациента, убедить, что ничто страшное ему не угрожает. Я не мог бы работать с человеком, боящимся опыта. А господин Никифоров, действительно, побаивался, хотя старался внешне ничем это не показывать. С улыбкой он пересчитал деньги, сунул их в карман и сказал мне деланно бодрым голосом:

- Ну, профессор, я готов. Теперь,- он похлопал по карману,хоть под нож. Рад быть жертвой науки.

Меня несколько покоробили эти слова. Я совсем не собирался делать его "жертвой". Наоборот, мне казалось, что он станет первым из счастливейших людей - людей с искусственным чувством, чувством времени. Его нужно было обязательно успокоить.

Я решил продемонстрировать ему несколько моих опытов с белыми мышами, постараться сделать это непринужденно, без нажима, чтобы он не заподозрил в этом какого-либо подвоха с моей стороны.

Я долго не знал, как же называть своего пациента. Господин Никифоров? Слишком уж официально. Правда, тысячи моих земляков зовут друг друга именно по фамилии с приставкой слова - господин.

Я спросил, как его имя. Он ответил:

- Иван. А отца моего звали Михаил. У нас, русских, принято называть по имени-отчеству. Так вот меня зовут Иван Михайлович. Но вы меня можете звать просто Иван. Ваня.

- О, это хорошо! Иван! - я почему-то очень обрадовался. На память пришли "Иваны" еще военных времен. Хорошо, что здесь только один этот Иван, а остальные там, на востоке.

Я повел его в наш "зоопарк", как все называли комнату с клетками для подопытных животных.

Говорят, русский ученый Иван Павлов, кстати тоже Иван, его я очень уважаю... Так вот, Иван Павлов поставил памятник собаке. Я бы поставил памятник белым мышам. Именно они помогли мне открыть "рефлекс времени". Мы пошли к белым мышам. Увидев меня, эти красавицы забегали по клетке, начали вставать на свои тонкие лапки, показывая розоватые брюшки. Никифоров засмеялся.

- Мыши. Ха-ха! Когда-то в школе я учил такой немецкий стишок: "Маус, маус, ком хераус!" "Мышка, мышка, выгляни наружу!"

Он снова нервно засмеялся, наклонился к клетке:

- Маус, маус, ком хераус!

Положительно, его нужно было успокоить. Я взял свою любимицу Ренату. Мышка с девичьим именем сидела у меня на ладони и крутила черным носиком.

- Пойдемте, Иван, - потянул я Никифорова за собой в соседнюю затемненную комнату. В полумраке ярко светились красные и зеленые индикаторы работающих приборов, голубела шкала большого излучателя и прыгали светящиеся стрелки на кварцевых часах.

Я посадил Ренату на металлическую пластинку, закрыл экранирующую сетку, соединил излучатель с автогипнотизером и часами. Тонкий, еле заметный луч света из излучателя постепенно двигался вдоль спины мышки к ее голове и затем, когда на экране электроэнцефалоскопа появилась линия с характерным пиком - "пиком", застыл в одной точке. Мышка сидела неподвижно. Как всегда, через шесть с половиной минут альфа-ритм мозга вошел в резонанс с ритмом часов и пик на экране начал пульсировать. Через пятнадцать минут я убрал излучатель. Пик на экране продолжал вздрагивать. Рената дергала черным носиком. Пик пульсировал. Я спросил Никифорова:

- Ну, как вам это нравится? Вы поняли смысл работы?

Иван ответил довольно неопределенно:

- Интересно. А вот насчет смысла... Гм! Нужно подумать....

- Что вам думать? - не понял я.- Теперь думать поздно. Вы уже согласились работать у нас.

- Я не об этом,- прервал он меня.- Нужно подумать над смыслом работы. Очень интересно! - снова повторил он.

Нет, он положительно нравился мне. Это Гитлер не любил, когда солдаты думали. Мне нравились мыслящие сотрудники. Хорошо, если он будет думать о работе. И таким образом быстрее войдет в курс дела, быстрее будут получены необходимые результаты. Конечно, если все будет в порядке, если все пойдет так, как нужно...

Пик на энцефалоскопе пульсировал с такой же амплитудой, как и десять минут назад, когда начались колебания. Счетчик щелкал, отсчитывая колебания. Зазвенел звонок сигнализатора.

Я включил свет и показал Никифорову запись энцефалограммы и отсчет с кварцевых часов.

- Плюс-минус ноль секунд. Безошибочно.

- Да, хорошо,- согласился Иван.- А зачем все это?

- Как зачем? - я искренне удивился.- Вы хотите знать смысл работы? Попробуйте пофантазировать сами: ритм мозга - ритм часов... Вам это что-нибудь говорит? И уж если у этой жалкой мышки...

Я показал рукой в сторону металлической пластины, где находилась Рената, и осекся... На широком черном чугунном листе лежало крошечное белое тельце моей любимицы. Я с криком бросился к ней. В чем дело? Какая ужасная нелепость!

- Маус, маус, ком хераус! - вдруг пропел Никифоров и тихонько, боком-боком вышел из комнаты.

Я рассеянно посмотрел ему вслед. Он медленно шел по коридору и вдруг, как бы сорвавшись с места, побежал к выходу.

- Господин Никифоров! Иван! Иван!

- Маус, маус, ком хераус!-донеслось до меня...

3. И ОТ БАБУШКИ УШЕЛ И ОТ ДЕДУШКИ УШЕЛ...

(рассказывает И. М. Никифоров)

Профессор ехал в своей машине почти рядом со мной, изредка открывал дверцу, жестом приглашая сесть в автомобиль. Без шапки и пальто я бежал по улице. Дул холодный ветер, раздувал полы моего старенького пиджака. Я так и не успел купить себе новый костюм. Куда я бежал?

А черт его знает. Куда-то бежал и все. На ходу сунул руки в карманы. Попалась пачка денег.

Я вытащил ее из кармана и швырнул в сторону профессорской машины. Машина сразу остановилась, и Шиндхельм бросился вдогонку за этими цветными бумажками. Не знаю, собрал он их все или нет, но через несколько минут машина снова догналаменя. Я показал профессору кукиш. Он не понял: - Что вы?

- Накося, выкуси! - крикнул я по-русски.

- Господин Никифоров! Иван! Вернитесь!

Я не отвечал. "Опель" обогнал меня и остановился чуть впереди. Профессор пулей вылетел из машины. Он открыл дверцу и без лишних слов втолкнул меня в автомобиль. Я упал на сиденье и несколько минут лежал, тяжело дыша. С непривычки. Давно я уже так не бегал! Потом сообразил, что он меня может сейчас отвезти в свою лабораторию, положить на чугунную плиту, опутать проводами, а потом со злорадством ожидать, когда на экране большого прибора зеленая линия замрет и выпрямится...