Кристин Раш - День красных писем Страница 4

Я ни за что бы не оставила себя прошлую без весточки от себя будущей.

На самом деле я уже набросала черновик этого письма. Через две недели — в день моего пятидесятилетия — ко мне домой явится государственный служащий, чтобы договориться о дне и часе, когда он должен проследить, как я буду писать это письмо.

Я не смогу прикоснуться ни к бумаге, ни к конверту, ни к специальному перу, пока не дам согласия писать письмо под его наблюдением. Когда я закончу, служащий сам сложит мое письмо, запечатает в конверт и адресует в среднюю школу Милосердной сестры Марии в городке Шейкер-Хайтс, Огайо, тридцать два года назад.

План у меня есть. Я знаю, что писать.

Только одно по-прежнему смущает меня: почему в первый раз я не получила никакого письма? Что случилось? Что пошло не так? Быть может, я давно нахожусь в другой реальности, просто сама этого не знаю?

Выяснить это мне, естественно, не удастся.

Но я гоню от себя такие мысли. То, что когда-то я не получила письма, ровным счетом ничего не значит. По этому факту не определишь, удостоилась я Господней благодати или просто не дожила до пятидесяти. По-моему, письмо — или его отсутствие — всего лишь узаконенный властями трюк, не дающий людям вроде меня не только путешествовать по знаменательным историческим эпохам, но даже снова переживать яркие моменты собственной жизни.

Я жду конца церемонии и продолжаю изучать лица учеников. Больше никого, только эти трое. Двое парней и девушка.

Карла Нельсон. Высокая и стройная платиновая блондинка. Любит кросс и ни за что не хочет играть в баскетбол. Нам не хватало высоких, спортивных девчонок, и я много раз уговаривала ее вступить в команду, но получала отказ.

У Карлы есть и рост, и сила, и координация, но она заявила мне, что не может играть в команде. Ей нравится бегать, причем бегать в одиночестве. Карла не любит полагаться на кого-то, кроме себя.

Не сказала бы, что осуждаю ее за это.

Но сейчас, глядя на ее потерянное, заострившееся личико, я понимаю, как она надеялась на свое будущее «я». Верила, что уж саму себя она не подведет.

Никогда.

За прошедшие годы я много раз становилась свидетельницей того, как другие воспитатели пускают в ход самые общие, банальные фразы. «Ничего страшного, — говорят они. — Очевидно, твое будущее «я» считает, что ты на верном пути. Я тоже думаю, что у тебя все будет замечательно».

Когда я в первый раз присутствовала при подобной сцене, меня охватило горькое чувство. Я, впрочем, ничего никому не сказала, что, по-видимому, было с моей стороны самым разумным, хотя в мыслях своих я невольно наполняла изреченные коллегами банальности ужасным, подчас даже трагическим смыслом.

Все мы понимаем, насколько важным может быть отсутствие письма. Например, это может означать, что твоя будущая личность ненавидит тебя…

Или, чаще всего, что ты не дожил до пятидесяти.

Несколько лет спустя я проанализировала все подобные случаи. Я проверила свои гипотезы, примерив их сначала к собственной жизни, потом — к биографии одной из моих коллег: учеба, карьера, замужество, двое детей, развод, рождение первого внука. И убедилась, что многие мои догадки верны.

Например, в юности я была уверена, что в тридцать пять я только-только оставлю профессиональный спорт. На самом деле, как раз в этом возрасте меня перевели из учителей физкультуры в штатные воспитатели. Ну, и тренерская работа тоже оставалась при мне.

Отказываться я не стала.

Мне было даже интересно, что бы я написала себе, если бы в свое время пошла в большой спорт? «Так держать»? Кажется, эту мысль несет подавляющая масса писем в красных конвертах. По идее, можно написать и больше, но в конечном счете суть всегда можно выразить в этих двух словах.

Вот только мне вовсе не хотелось «держать так», да еще до самого конца. До сих пор я часто спрашиваю себя: повредила бы я свое колено, пойди я в профессиональный спорт? Сумела бы я чего-то в нем достичь? Получала бы я дорогостоящее лечение вроде нанохирургических вмешательств, которые позволили бы мне продолжать спортивную карьеру? Или, может, я вышла бы в тираж еще раньше?

Мечта — коварная штука.

Легко бьющаяся и хрупкая.

Я поворачиваюсь к трем своим ученикам. Их мечты разбиты, и они стоят рядом со мной сиротливой кучкой.

— Ко мне в кабинет, — командую я.

Они так потрясены, что подчиняются беспрекословно.

Пытаюсь сообразить, что мне известно о парнях. Эстебан Рейер и Джей-Джей Фениман. Джей-Джей это… Джейсон Джейкоб. Я вспомнила только потому, что его двойное имя звучало анахронизмом, а сокращение Джей-Джей было вполне современным и модным.

Если бы вас спросили, кто из выпускников способен добиться наибольшего успеха благодаря только своим личным качествам и обаянию (а не красным письмам и стечению обстоятельств), вы наверняка назвали бы Джей-Джея.

С некоторой оговоркой следующим назвали бы Эстебана. Он иногда ленился, но тоже был достаточно способным.

А если бы вам пришлось выбирать того, кто не стал бы писать себе ни при каких обстоятельствах, то сразу указали бы на Карлу. Она слишком нелюдима, к тому же наделена колючим и неуживчивым характером. Пожалуй, мне не следовало удивляться, что она оказалась среди этой троицы.

Но я удивлена.

По опыту знаю: никогда не остаются без письма те, кто по всем признакам не может ни на что рассчитывать.

Зато тем, в кого вы верите и на кого надеетесь, часто не везет.

Как бы то ни было, сейчас моя задача — помочь им сохранить надежду.

К беседе я подготовиться успела. Хотя я не любительница новейших технологий — всех этих вмонтированных в ладонь сканеров, устройств, подающих изображение прямо на сетчатку глаза, и тому подобного, — в День красных писем я использую их на всю катушку.

Пока мы идем по широкому переходу в административный корпус, я изучаю все, что есть в школьной базе данных на этих троих. Впрочем, информации прискорбно мало.

Результаты психологических тестов за все время обучения, начиная с первого класса. Адаптированные к возрасту тесты на ай-кью. Адреса. Род занятий и размер дохода родителей. Факультативы, оценки. Болезни (если указаны). Взыскания, благодарности, награды.

Я уже многое знаю о Джей-Джее. Душа компании, центровой футбольной команды, мог быть избран президентом класса, если бы сам не отказался. Красавец. В классе у него есть настоящая фанатка, которая упорно преследует его повсюду. Эту девушку зовут Лизбет Чолин. Я дважды налагала на нее дисциплинарные взыскания и в конце концов отправила на обследование в школьную психологическую службу.