Юрий Шубин - На Очень Секретных Основаниях - 2 (СИ) Страница 4

Цепкий от прилившего адреналина мозг агента насквозь определял каждую деталь. Дэвид отметил прицельное приспособление мушки с намушником, характерное для пистолета-пулемета «МР 40». Которым был вооружен каждый из них. Потомки тевтонских воинов разбрелись по площадке.

Голос Дэвида осекся. На лицо легла тень.

«Они были перед фрицами как на ладони. Дергаться не имело смысла. Времени убежать уже не было.»

— Хенде хох!

Они послушно подняли руки. Но этой фразой знание языка Дэвидом и ограничивалось. В немецком он был профаном.

Ситуация сложилась критическая. Все тело Джульетты содрогнулось от предчувствия смерти. Она глянула на беспомощного Дэвида и первая парализующая растерянность отступила. Застилающий глаза страх потускнел и развеялся. У нее хватило на это духа. Джульетта пригладила волосы и бойко округлила грудь. С дико бьющимся сердцем она выпорхнула из под бока агента времени, с сияющим лицом, полным беззаботного счастья. И направилась к немцам, голося на чистейшем языке Вольфганга Гете и Генриха Гейне:

— Спасители вы наши! — радостно закричала профессорская дочка и дурашливо вскинула руки: — Великая германия не забывает своих союзников, — Джульетта пробежала глазами по немецким солдатам. Ей не понравился презрительный взгляд спокойных, недоброжелательных глаз автоматчика, стоящего у широкой, закопченной стены. Чья прицельная мушка блуждала в районе ее живота.

«У них были запыленные, грязные лица пещерных людей. С запекшейся в уголках губ коростой.»

Фриц, засунувший нос в воротник шинели, устало, почти без интереса, оглядел их странную парочку и густо покашлял в кулак. Третий остался стоять в проходе, слегка покачиваясь на широко расставленных ногах, сложив руки поверх «шмайсера».

«Не хилый такой крепыш.»

С недавнего времени она так навострилась, что научилась находить выход за считанные секунды. Точно определив главного, она бросилась в ноги к унтер-офицеру, причитая:

— Я безумно боялась вновь натолкнуться на этих грязных, одичавших в своих норах, русских! — обнимая сапоги младшего офицера, не унималась она. — Как же мне сказочно повезло, встретить вас, освободители вы мои! — девушка дышала часто и тяжело, будто ей до этого пришлось долго, без передышки, бежать.

Это был поступок более отчаянный, чем все ее прежние. За бросок на немецкого солдата, Джульетту могли тотчас убить или изувечить. Такая дерзость вызвала у фрицев замешательство, которой она и воспользовалась. По-женски, интуитивно подозревая, как давно он не был с женщиной, Джульетта попыталась смутить унтер-офицера. Заставить пожалеть себя. Чтобы он ощутил нечто родное и близкое. К чему стоит относиться бережно. И ради чего, собственно, он и воевал в этой далекой, северной стране.

«Дойче зольдатен…!» — дальше Дэвид ни бельмеса не понимал в их разговоре. В его голове срабатывали боеприпасы безумия. Он находился в таком зажиме, что его аж потряхивало. Агент времени испугался за Джульетту до липкого пота, едва не схватив девушку за плече, чтобы остановить. Усилием воли подавив боевые рефлексы, бывший воздушный маршал засветился своей неотразимой улыбкой.

«Порой самообладание оказывается лучше меткого удара. Хотя такое терпение было пыткой.»

Дэвид улыбался до ушей настолько широко, что во рту хрустнул сустав.

Оксана Милорадова занималась с Джульеттой лет с четырех. И даже после ее гибели девушка не потеряла интерес к языкам. А продолжила совершенствоваться, ощущая в том свой долг перед матерью.

«Сколько книжек о таких вот «попаданцах» она прочла в своей жизни? Горы! Верила ли когда нибудь в такую возможность? Пожалуй — нет. Был период, когда мысли об этом сполна занимали ее свободное время. С тех пор Джульетта запомнила только главное: нужно уметь терпеть, приспосабливаться и выживать.»

Приходилось признать, что никто не ведает, когда пригодятся полученные знания.

— Мы — артисты, актеры, господин офицер, — Джульетта смотрела на немца осиротевшим ягненком. — И тому подтверждение наш необычный вид, (она, не моргнув глазом, попыталась выдать их весьма странный наряд за концертные костюмы).

— Скитаются цыгане, — с тупой надменностью перебил ее унтер-офицер. — Вы знаете как рейх относится к цыганам и евреям?

В каждой фразе гитлеровца Дэвиду мерещилось обещание принести веревку для повешения.

Девушка весело рассмеялась, будто гитлеровец только что покорил ее сердце:

— Нет, нет, господин офицер. Я выступала на подмостках театра Массимо, на Сицилии в Палермо, — канарейкой заливалась Джульетта. И ее уже было не остановить: — С начала войны участвую в творческих встречах и сборных концертах в госпиталях и на передовой. Везде, где доблестно сражаются итальянские войска, — девушка приподнялась и в припадке чувств вцепилась унтер-офицеру в поясной ремень. Жадно тянулась, словно наслаждаясь его вниманием, как полным счастьем.

«У немцев кобура всегда на левом боку,» — вдруг вспомнил Дэвид. И его сердце обреченно застучало. Агент времени опасался очередной безумной выходки Джульетты.

Фриц ощерился, показав плотные, в линеечку зубы. Протянул руку и легонько потрепал Джульетту за щеку, глядя на нее сверху вниз. Крупный нос с горбинкой придавал лицу немецкого унтер-офицера нечто орлиное. Но глубоко посаженные глаза словно пытались затаиться, спрятавшись в черепе от суровой русской зимы.

Унтер-офицер знал, что румынские, итальянские и венгерские части прикрывают тылы под Сталинградом. Но артисты? В такое время? Хотя, в этом кровавом винегрете, чего он только не насмотрелся. Всякое безумие могло оказаться правдой.

— Эти макаронники даже на флангах не способны удержать оборону, — еще выше подняв воротник шинели и втянув голову в плечи, презрительно отозвался о союзниках автоматчик, ссутулившись стоявший спиной к ветру. Который задувал через дыру в стене, где свободно мог проехать мотоциклист с коляской.

— Покажите ваши документы? — неожиданно потребовал унтер-офицер, пощупав пуговицу шинели.

Джульетта поняла что пропала. Ведь она заглянула в ясные, холодные глаза хищника. В ее голове был только один вариант более или менее убедительной лжи. Но не было времени придумать детали.

Бежали секунды и Джульетта была вынуждена заговорить, пленяя унтер-офицера улыбкой сладкого котенка:

— Началась метель. Мы заблудились и попали в лапы к русским. Они забрали все наши документы и повели к какому-то своему начальнику, приняв нас за шпионов, — ее голос дрожал как заячий хвост. — Но случился авианалет. Мы упали. Наши ненавистные конвоиры погибли. Их тела — в клочья, — Джульетта тараторила как ненормальная. То и дело, для пущей убедительности, вкрапляя в разговор фразы на итальянском: — Все заверенные бумаги, подтверждающие мою правоту документы, оказались уничтожены, — Джульетта жестикулировала, экспрессивно заламывала руки, как истинная итальянская женщина, выплескивая на фрицев весь свой темперамент. И ей удалось даже в конце заплакать. — Мы пытались спастись. Отсиживались в подвалах. И вот добрались до этих развалин. Теперь есть кому нас защищать. Не зря я молилась Святой Мадонне! И она хранила нас от всех напастей и всякого зла.