Владимир Осинский - Астропилот Ронг Третий Страница 4

Вот как было.

Все собрались в пассажирском отсеке вспомогательной ракеты. Только Дин Горт остался снаружи. Он стоял у входа, как всегда Молчаливый и сосредоточенный, голова - вровень с нижним краем поднятой двери-заслонки, Годограф вел свою обычную охоту за нами, подстерегая то единственное и неповторимое мгновение, которое стоило остановить, запечатлев на пленке. Мы могли лишь догадываться об изнурительном постоянстве груза, лежащего на плечах Художника. Подумав об этом, я впервые ощутил к Горту что-то вроде сочувствия.

Я плохой рассказчик. Тингли, некоторое время молча слушавший мои пояснения, шумно и разочарованно вздохнул и предложил:

- Давайте сделаем так, чтобы все было по-ндстоящему. Ну, будто сейчас нам предстоит вылазка в Космос... Предположим, Солу Рустингу захотелось прогуляться по встречному астероиду...

Рустинг поежился, беспомощно улыбнулся и вдруг действительно сел в амортизационное кресло, с наигранной лихостью сказал:

- Что ж... Рустинг к старту готов!

Вот так и получилось, что благодаря неугомонности Тингли мы оказались готовы к старту в минуту, непосредственно предшествовавшую началу Распада.

Впоследствии я часто думал об этом удивительном совпадении. Кора Ирви с полной убежденностью объясняла его вмешательством свыше. Меня больше занимала парадоксальность происшедшего: именно Тингли спас всех нас-Тингли, который... Но всему свое время.

Пассажиры "Эфемериды" закрепились в креслах по всем правилам. Игра понравилась. Кора Ирви даже раскраснелась, как девочка, и не без кокетства сказала:

- Мы ждем, милый Ронг...

В то же мгновенье родился сигнал тревоги. Он возник, словно выстрел, разорвавший надвое безмятежную тишину ночи. Он обрушился на нас воем сирены и алыми вспышками на стенках ракеты, погрузившейся в темноту.

Остальное происходило по ту сторону сознания-моими действиями управляли инструкция и выработан кый на тренировках автоматизм.

Я рванулся к пульту управления ракетой-и остановился в прыжке,-если только вы можете представить себе такое. Остановился, потому что место третьего пилота - мое место уже занимал Сон Вельд. Не знаю как он успел там очутиться. Я остановился еще и оттого, что засек боковым зрением стоявшего у входа в ракету, за порогом, Дина Горта... Снова коснувшись ногами пола, я бросился к годографу, схватил его за руку и швырнул в черное чрево ракеты, озаряемое частыми молниями тревожного сигнала. Мы вместе упали в одно из амортизационных кресел, я услышал приглушенный стук герметически закрывшейся двери. На грудь навалилась вязкая тяжесть-это стартовала наша ракета, - и я потерял сознание. Но до того, как алые вспышки световых табло слились в безобразнo расплывшееся кровавое пятно, я успел ощутить безмерное удивление: в доли секунды, которые длился мой короткий полет к Горту, он щелкнул затвором камеры! Тихий металлический звук явственно донесся до слуха. Кроме того, глаза успели встретиться с крошечным зрачком объектива, черного в обрамлении ослепительнoй вспышки-совершенная камера голографа автоматически среагировала на темноту, осветив объект съемки.

Все утонуло в кровавом облаке... А потом ко мне опять вернулась способность воспринимать окружающее.

Было ясно, что остальные еще не пришли в себя. Я мимоходом обрадовался: тренировки все-таки сделали свое дело. Голос Вельда, отрывистый, незнакомый, приказал:

- Иди ко мне... Можешь?

Конечно, он справился с перегрузкой раньше всех. Сблизив головы, мы смотрели на экран внешнего обзора. Уже далеко от нас, уменьшаясь со скоростью движения секундной стрелки, отчетливо была видна "Эфемерида".

Что-то странное происходило с кораблем. У меня похолодело в груди-настолько чудовищной была картина, которую мы увидели на экране.

Лайнер медленно вращался сразу в двух направлениях. От этого смещались ярко-зеленые бортовые огни. Казалось, они гаснут и зажигаются вновь-словно жутко подмигивает кто-то из небытия... Вот четкие очертания "Эфемериды" начали расплываться, они размывались, как сахар в горячей воде, корабль будто таял в пространстве. Огни стали гаснуть. Их было много, они гасли один за другим, потом сразу по два, по три... Наконец, огней не стало. На миг корабль слился с черной бездонностью Космоса. Сверкнула молния, заставившая нас зажмуриться -очень ненадолго, меньше чем на секунду. Но когда мы вновь открыли глаза, "Эфемериды" уже не было.

Не знаю, как ведут себя в такой ситуации другие люди. Почему-то думаю: все - одинаково. И мы с Вельдом тоже молчали бесконечную минуту, пока он не сказал:

- То самое, сынок...

Больше, чем за все остальное, я был благодарен ему за это прерванное молчание, потому что сам ни за что не смог бы его прервать и, наверно, задохнулся бы в нем, в вязкой его, холодной пустоте, распался бы на микроны, как распалась в Пространстве недавно живая, горячая и звонкая в своей радостной мощи "Эфемерида".

- Последний, третий по счету, случай космической эрозии зафиксирован восемьдесят три года назад. Тогда, к счастью, распался грузовой корабль-автомат, не имевший, как все корабли такого класса, названия и значившийся только под порядковым номером КГА77/4... Причины космической эрозии до сих пор не выяснены.

По существу, она представляет единственную реальную опасность для межзвездных полетов...

Все это я сказал, как автомат, не зная для чего, без выражения, ровным, тусклым голосом. Вельд крепко взял меня за плечо, встряхнул.

-Ты запомнил правильно,-как будто даже одобрительно произнес он.-Но сейчас все это ни к чему. Ты-командир корабля, Ронг Третий, ты отвечаешь за него... и за нас. Думай, решай и действуй. Я ведь всего-навсего космический мусорщик...

Никогда в жизни Ронг, потомок астролетчиков Ронгов, ничем не будет гордиться столь откровенно и юношески непосредственно, как своей работой в качестве командира вспомогательной ракеты с погибшей "Эфемериды". Я могу утверждать это с полной уверенностью, ибо пережитого мною за время, прошедшее с момента Распада до посадки на планету двух солнц, иному хватило бы на целую жизнь. Хотя реальность полета на корабле-малютке была очень короткой. Ведь ракета обладала слишком малым запасом автономии. Всем пришлось погрузиться в состояние аварийного анабиоза, чтоб экономить воду и воздух. Автоматический прибор "Поиск среды, пригодной для жизни человека" определил оптимальный курс в Пространстве. Чтобы предупредить возможные осложнения, мы с Вельдом сделали пассажирам анабио-инъекции до того, как они пришли в сознание. Затем Вельд сам раздавил ампулу-шприц у себя на запястье.

Этого рода анабиоза хватало ненадолго, недаром он назывался аварийным. Все-таки я не стал прибегать даже к нему и довольствовался строго рассчитанными дозами снотворного: подсознание оставалось чутким, прибавлялось шансов вернуться, в случае неожиданной опасности, к бодрствованию.