Кит Лаумер - Журнал «Если» 1992 № 05 Страница 4

— Как отсюда выбраться? — спросил Бретт, допивая кофе.

— Наверное, через стену. Но я пока уходить не собираюсь. Я ведь в бегах, потому что Правитель… Ну, ладно, неважно… Во всяком случае, возвращаться мне пока ни к чему.

— Не может быть, чтобы здесь жили одни… эти… как ты их называешь? — големы. А людей ты не встречал?

— Ты первый. Я сразу понял, как тебя увидел. Големы и ходят по‑другому, и говорят по‑другому, и делают не то — словом, ведут себя совсем не так, как настоящие люди… ну, словно что‑то разыгрывают. Теперь хоть есть с кем поговорить! Знаешь, совсем без людей тоже худо.

— Ты на меня не рассчитывай. Я здесь не задержусь.

— А чего тебе искать? Здесь есть все, что надо — жить можно.

— Ты совсем как мои тетя Хейси и дядя Филлипс, — с негодованием воскликнул Бретт. — Они мне сто раз говорили, что у нас в Каспертоне есть все, что надо, и нечего пытать счастья где‑нибудь еще. А откуда они знают, что мне нужно? Откуда ты знаешь? Или я сам? Одно могу сказать, мне нужно гораздо больше, чем спать и есть.

— Что же еще?

— Да много всего — чтобы было, о чем думать, и какое‑нибудь стоящее дело… Послушай, ведь даже в кино…

— Что это — «кино»?

— Ну… такие движущиеся картинки…

— Картины, которые двигаются?

— Ну да.

— Это тебе тоже жрецы нарассказывали? — Дхува еле сдерживал смех.

— Каждый знает, что такое кино.

Дхува рассмеялся.

— Ох уж, эти жрецы! Я вижу, они везде одинаковы — городят небылицы, а люди им верят. — И, перестав смеяться, спросил: — А что у вас слышно о Грате и о Колесе?

— Я никогда не слыхал о Грате.

— Грат — это Самый Великий, с четырьмя глазами, — Дхува поднял руку, словно хотел сделать какой‑то знак, но остановился на полпути. — Привычка, — смущенно пробормотал он, — я‑то в эти россказни никогда не верил.

— Ты, наверное, имеешь в виду Бога?

— Про Бога я не знаю. Расскажи…

— Бог — Создатель всего мира. Он… ну, он — Всевышний. Он знает все, что происходит. А если человек жил праведной жизнью, то после смерти он встречается с Богом в Раю.

— А где это?

— Это… — Бретт нерешительно показал рукой, — там наверху…

— Но ты же только что сказал, что там наверху пустота и какие‑то другие миры крутятся, — быстро отозвался Дхува. — Ладно, неважно. Наши жрецы тоже все время врут. Огненная Река, Колесо — это ничуть не лучше вашего Рая и Бога. — Дхува вдруг поднял голову, прислушиваясь. — Что это?

Он встал и повернулся к двери. Дверной проем был заполнен полупрозрачной коричневатой массой. По поверхности пробегала крупная рябь, янтарные искры, зеленоватые отблески. Дхува метнулся к двери, ведущей в кухню, Бретт застыл, словно в столбняке. Поток покатился, как жидкая ртуть, догнал Дхуву, обволок его и поднял над полом. Бретт увидел тощую фигурку, отчаянно дергающую руками и ногами внутри полупрозрачных стен из темного жидкого стекла. И тут вязкая волна отпрянула к кухонной двери и исчезла: Вместе с человеком.

Уставившись на дверь, Бретт замер, не в силах пошевелиться. В кафе воцарилась тишина. На пыльном полу лежал солнечный луч. Маленькая бурая мышь прошмыгнула к буфетной стойке. Бретт подкрался к двери, за которой исчез Дхува, и, поколебавшись, распахнул ее. Он оказался на краю обрыва с отвесными глинистыми склонами, испещренными дырами перерезанных водопроводных и канализационных труб, обрывками силовых кабелей. Глубоко внизу поблескивала черная маслянистая жидкость. В нескольких футах от него на узкой полоске словно отхваченного ножом линолеума столбом торчала официантка.

Бретт попятился обратно в зал, дверь за ним захлопнулась. Он прерывисто вздохнул, утер пот со лба и вышел через другую дверь на улицу, оставив в кафе ненужный чемодан. Он гнал от себя картину, как на дне зловонной черной ямы в тягучей маслянистой жиже барахтается человек — живой человек, ставший его другом. Бретт должен его спасти. Но ведь нужны какие‑то инструменты, необходимо оружие и… помощь. В одиночку ему не справиться. Куда подевались все люди — ведь еще недавно он видел целую толпу? Или все это были големы?

Бретт прошел полквартала и толкнул первую попавшуюся дверь. Она рухнула внутрь здания вместе с большим куском кирпичной кладки, рассыпавшись на мелкие обломки. Шагнув в проем, Бретт едва не завопил от ужаса — внутри ничего не было.

У его ног зияла все та же черная дыра. Он отпрянул; сердце бешено колотилось, колени дрожали. Немного успокоившись, он осмотрел стену. Та ее часть, что была обращена на улицу, оказалась твердой и гладкой, как настоящий кирпич, а внутренняя — пористой и рыхлой. Отойдя на несколько шагов от проема, Бретт с размаху ударил ногой по стене — чуть не треть фасада треснула, раскололась, осела на землю, подняв тучу пыли. Теперь стена напоминала гигантскую картинку‑головоломку с недостающим куском. Фальшивка, декорация. Бретт кинулся бежать вдоль улицы, охваченный невыносимым ощущением непонимания. Больше всего на свете ему хотелось услышать обычные человеческие голоса, найти людей, у которых можно просить помощи и защиты.

На перекрестке он неожиданно увидел вывеску «Отель» с указательной стрелкой. Он бросился к зданию, от волнения не сразу совладал с вращающейся дверью и, наконец, оказался в тихом, почти темном вестибюле с обычными мраморными панелями, медной клеткой лифта, двойными дверями в углу, ведущими в уютный устланный коврами бар. Слева за стойкой красного дерева, спокойно восседал круглолицый портье. Бретт почувствовал прилив восторженного облегчения.

— Эта тварь… Гель! — закричал он, подбегая к стойке. — Мой друг… — Он остановился: портье даже не шевельнулся, глядя куда‑то мимо Бретта и держа наготове ручку над открытой книгой для постояльцев. Бретт потянулся и вынул ручку из его пальцев — рука осталась висеть в воздухе, пальцы сжимали пустоту.

Перед ним сидел голем.

Бретт устало поплелся в бар. В темном зеркале отражались темные табуреты, на столиках пустые бокалы стояли перед незанятыми стульями. Вдруг он услышал звук вращающейся двери и вздрогнул. Вестибюль озарился мягким светом. Где‑то забренчало пианино. С металлическим лязгом ожил лифт. В зеркале он увидел отражение толстого человека в мягком полотняном костюме; тот приближался к портье: лысый красный череп, испещренный большими родинками, в руке — панама.

— Да, сэр, двойной люкс с ванной, — услышал Бретт вежливый голос портье, который протягивал толстяку ручку. Толстяк нацарапал что‑то в регистрационной книге. Мальчик в узком зеленом костюмчике и в каскетке с завязанными под подбородком тесемками повел постояльца к лифту. Двери захлопнулись, лифт начал подниматься. Бретт вспомнил: этого толстяка он уже где‑то видел.