Жерар Клейн - Предупреждение директорам зоопарков Страница 4

Свихнулся? переспросил я.

Однажды он мне сказал только, бога ради не говорите никому об этом, что эти животные говорят между собой! Естественно, я решил, что он шутит, но он был столь же серьезен, как господин генеральный инспектор. Животные! И говорят! В зоологическом саду!

Он долго их наблюдал?

Слишком долго, по моему разумению. Но все же они не очень его увлекли, если он уехал в Арьеж.

Ну что ж, буду рад встретиться с ним, когда он возвратится, сказал я, прощаясь.

Позволю себе забежать несколько вперед и предположить, что мне никогда не доведется встретиться с профессором Шметтерлинком, даже если я выберусь отсюда. У меня нет никаких доказательств, но мне кажется, что он был моим предшественником здесь или его содержат в другом месте, хотя не исключен и фатальный исход. Зная высокую вероятность последней гипотезы, я не могу не отдать должного его прозорливости, приведшей профессора, как и меня, к роковой небрежности.

Тщетные поиски отнюдь не охладили моего любопытства, а, скорей, подогрели его. Теперь я почти все свободное время проводил вблизи загона с мокрилиями. Вначале я часами буквально висел на решетке, но потом меня стало беспокоить, что какому-нибудь смотрителю мое поведение покажется подозрительным, да и животные могут почувствовать слишком пристальное внимание. С тех пор я расхаживал взад и вперед по аллее. Я простаивал у соседних клеток, делая вид, что смотрю поверх них на лужайку, где резвились окапи. Во мне зрела уверенность, что мокрилии в моем присутствии сознательно избегают какой-либо деятельности. Мне хотелось поближе познакомиться с их нравами, и я заранее чувствовал смущение, опасаясь увидеть нечто неприличное, хотя мои познания о повадках животных закалили меня и, откровенно говоря, я уже давно отбросил антропоцентризм, который вынуждает большую часть человечества распространять свои моральные категории и свое понимание приличии на мир животных. Несмотря на странный вид, мокрилии упрямо продолжали играть роль пленников зоопарка. Два или три раза я видел, как они едят, если можно так назвать отвратительную операцию, свидетелем которой я был в самый первый раз. Размышляя о причинах моего почти маниакального интереса, я понял, что его истоки крылись в холодно-суровом и умном взгляде голубого глаза, брошенном на меня в первую встречу.

С тех пор веко лобового глаза ни у одного из них не открывалось. Но иногда, отвернувшись, я чувствовал, как три или четыре безжалостных зрачка упирались мне в спину, однако как быстро я ни поворачивался, мне не удавалось разглядеть ничего, кроме нароста на лбу. Я даже засомневался, действительно ли видел этот глаз. Может, я стал жертвой собственного воображения?

Я не придавал особого значения словам библиотекаря о странном бреде Шметтерлинка. Но иногда задавал себе тот же вопрос. Ибо обладатель увиденного мною глаза мог говорить в этом я был абсолютно уверен. Нередко утверждают, что взгляд животного способен многое сказать, но, скорее всего, речь здесь идет о выражении эмоций. Однако взгляд чудища (во всяком случае, в моем восприятии) свидетельствовал о том, что оно в самом деле владеет речью. Найди в себе достаточно смелости, я подошел бы к самой решетке и обратился к мокрилиям, чтобы посмотреть на их реакцию. Но я боялся показаться смешным, если не сумасшедшим. Я не намерен был твердить им «цып-цып-цып», как это делают некоторые у вольер со слонами или террариумов со змеями и даже пауками. Я хотел обратиться к ним с речью, задать несколько вопросов, а затем, если бы они выказали признаки разума, попробовать обучить их нашему языку. Однако нескончаемая жизнь зоосада, прогулки посетителей, неожиданные появления смотрителей удерживали меня. Но во мне росла уверенность, что в мое отсутствие в саду происходили странные вещи.

Однажды утром, когда я проскользнул в зоопарк задолго до его открытия вместе с персоналом, дверь загона оказалась открытой. Я с криком бросился по аллее и остановился, лишь почувствовав на локте руку смотрителя-бельгийца. Услышав его спокойное: «Что это вам привиделось?», я сделал над собой невероятное усилие, чтобы не закричать, что мокрилии сбежали, но сдержался и пробормотал:

«Там открыта дверца клетки, животные могут сбежать».

Смотритель побледнел и в свою очередь бросился в указанном мной направлении. Я боялся, что он найдет дверцу закрытой, но она была действительно распахнута. Смотритель подозрительно глянул на меня. Я знал, о чем он думает. С одной стороны, он немного знал меня и считал достаточно здравомыслящим, а с другой сколько тут бывает таких любителей животных, что готовы в любой момент отворить всякую дверцу, дабы подарить им мнимую свободу. К счастью, смотритель долго не сомневался. «Опять нализался, пробормотал он. Положил подстилку и забыл закрыть дверцу».

С этими словами он вошел в загон, не имея в руках ничего, кроме связки ключей, и с лязгом захлопнул за собой дверцу. Затем пересек пустую территорию, направляясь к пещере, и скрылся в ней. Появился он, почесывая в затылке.

Все в порядке, сказал смотритель, все на месте. Только удивительно я насчитал восемь штук, а всегда думал, что их семь. Наверно, ошибся в прошлый раз. Все зверюги крупные, да и не сезон сейчас. К тому же это не мое дело.

Он тщательно запер дверцу, проверяя замок, дернул ее несколько раз и со смущенным видом повернулся ко мне.

Лучше об этом не говорить, пробормотал он, уставясь в землю. Могут быть неприятности… Придется писать объяснительную.

Я уверил его, что буду нем как рыба. Его лицо просветлело.

Вы неплохой человек, наконец выговорил он. Если вам понадобятся отводки, только мигните.

Садоводством я не особенно интересуюсь, но, признаться, я был тронут таким свидетельством дружбы, ибо знаю, какую борьбу ведут садовники парка с любителями редких растений, и особенно кактусов. Наглость и хитроумие этих хищников побеждает любые преграды. Тогда я не заподозрил, что он пытается купить мое молчание. Чтобы смотритель чувствовал себя обязанным, я пообещал обратиться к нему и поспешно распрощался, пока он не начал предлагать мне овощи.

Версия смотрителя была вполне вероятной, более того, единственно достоверной. Но она оставила у меня какое-то чувство неудовлетворенности. Мне виделось, как ночью мокрилии возятся с запором, а потом расползаются по уснувшему зоопарку или даже за его пределы, к заре возвращаясь в загон.

Это происшествие расстроило мой сон. Я совершал долгие ночные моционы вокруг зоосада. Вскоре они стали смахивать на дозорную службу. Сад ночью никогда не засыпает. По мере того как затихает город, все дальше разносятся рев, ржание, лай, визг, вой, хохот, уханье свой голос подают слоны, волки, гиены, филины. В разгар ночи звуки джунглей слышны за два квартала. Я вышагивал вдоль решеток, время от времени останавливался, прислушиваясь, пытаясь уловить в ночном концерте признаки необычного. В самом начале улицы, напротив входа в лабиринт, журчал фонтан Кювье, но ни одно животное не приходило туда на водопой. Все дверцы были закрыты. И если вдруг слышался скрип одной из них, сердце мое принималось учащенно биться. Но дверцы пытался открыть только ветер.