Вера Космолинская - Туннелирование Страница 4

— Это недостойно! Я просто теряю веру в происходящее, и мне хочется… как же звалась эта глупая древняя птица? Та, что прятала голову в песок?.. Как же говорил Нейт?..

— Страус.

— Страус! Это я.

— Это не ты. Даже не представляю, сколько нужно храбрости, чтобы однажды вырваться из того мира, в котором ты жила.

Она перевела дух и слегка покачала головой.

— Совсем немного, если чувствуешь, что не живешь. И все становится страшнее и страшнее. И кажется, что хуже быть просто не может. Можно сделать что угодно, лишь бы это изменить.

— Даже заключить сделку с дьяволом, который может казаться таким привлекательным. То есть, с нами. — Она возмущенно нахмурилась, вместо того, чтобы улыбнуться, но не стала возражать. Что поделать, если так сейчас звучали ее мысли. Сомнения на то и сомнения — что мнения на какой-то счет могут быть самыми противоречивыми одновременно, в одной и той же голове. — Думаю, ты к себе несправедлива. Но в одном ты права, — я погладил стенку ближайшей капсулы. — Это очень далеко даже от той реальности, к которой ты была готова. Это многих сводило с ума. Буквально. Но это пройдет. Ты выдержишь. Я бы даже сказал, что… тебе это точно должно было помочь развеяться!

Тарси пристально воззрилась на меня, пораженно приоткрыв рот.

— Развеяться?!.. — будто сама от себя этого не ожидая, она звонко расхохоталась, и тут же постаралась заглушить смех, смущенно закашлявшись. — Да это чистая правда!.. Развеяться!..

— Теперь можно взглянуть на мир по-новому! Совершенно другими глазами! Начать новую жизнь!

— Какой ужас! — воскликнула она, явно повеселев. — Ваш мир совершенно сумасшедший! Боже мой… — покачав головой, она уже с новым оттенком изумления прикоснулась к капсуле. — И вдруг он стал мне нравиться!.. Но жаль — только стал нравиться, и… — она немного порозовела, — нет, жаль не за себя. Жаль, что вам придется его покинуть…

Мне тоже. Я пожал плечами.

— Нам придется покинуть только «Янус». А мир — как был сумасшедшим, так и останется. Все эти вселенные — они ведь существуют на самом деле. И продолжают расходиться каждое мгновение, постоянно появляется что-то новое и разбегается во все стороны, а мы случайно остаемся там, где осознаем себя. Случайно или закономерно — часто совсем неважно. Путешествие продолжается. Всегда.

— Спасибо, — сказала она серьезно, улыбнувшись. — Теперь мне легче ощущать себя оторванной от своего прошлого. Даже не ожидала…

Я внимательно посмотрел на нее — точеный профиль, четко-очерченные губы, которых я уже касался, и был бы не прочь коснуться снова, но… ощущение магнетизма, почти материальное, хоть и оставалось, ничего подобного не произошло, что-то было под запретом. Я мельком глянул в сторону — может быть, мешало то, что слишком неподалеку кто-то есть? Нет, не это. Что-то другое. Невидимое. Несуществующее? Наверное — просто реальность.

С тех пор, как Тарси призналась, кто она, вернее, кто они оба с Нейтом, пусть я сам об этом давно догадывался, между нами, собственно говоря, было все кончено. Хотя то, что она призналась, выражало ее добрую волю, но также говорило о том, что «все, что мы можем подозревать, возможно». Даже сейчас. Если в этом есть дурной замысел.

Она нравилась мне, потому что должна была нравиться. Для этого были созданы все условия. Но в какой момент это перестало быть изначальной интригой? И даже — переставало ли?

Все, что она теперь могла сделать хорошего — самоустраниться и держаться намеренно в стороне. Зная, что нравится мне и этим. При всей искренности с обеих сторон, это продолжало оставаться ловушкой.

Корабль, прибывший за нами, был небольшим. Нейтральным. Ему надлежало доставить нас на борт денебского флагмана, который, разумеется, ни в коем случае не мог приблизиться к «Янусу» без международного скандала.

«Горгулья» тоже не могла доставить нас на место самостоятельно, ей предписывалось следовать за нами «в кильватере», строго рассчитанным курсом, без попыток какого бы то ни было уклонения в сторону.

Оставалось надеяться, что мы действительно доберемся без эксцессов. (Или что какие-нибудь наши двойники вмешаются вовремя, чтобы изъять очередную бомбу, впрочем, это всего лишь нервная шутка для посвященных). По крайней мере, экипаж нашего транспорта явно не испытывал к нам ни тени симпатии. Кем бы мы ни являлись, прежде всего мы были бессовестными авантюристами, ловко воспользовавшимися лазейками в законах, применительно к материям буквально священным и неприкосновенным. Если мы не нарушили «букву» закона, то «дух» уж точно. А теперь еще и надежно прикрыты дипломатическим иммунитетом, если, конечно, кто-нибудь не пожелает немедленно выставить ультиматум и развязать войну. Строго говоря, мы же нарывались на то, чтобы она была развязана — мы сами ее развязывали. И кто мы после этого?

Впрочем, ближе к концу недолгого путешествия наше сопровождение стало оттаивать. Возможно, они тоже опасались эксцессов. Возможно, ожидали и с нашей стороны какой-то неведомой подлости. Но чувствуя, что скоро все закончится, заметно повеселели.

Так что на борт «Денебского Штандарта» — чем все серьезней, тем оригинальнее названия, мы перешли в совсем уже дружеской обстановке — оставляя ее за спиной. Зато на самом флагмане, несмотря на официальную торжественность, снова царила настороженность и едва прикрытая растерянность.

— Как каждый раз — в иную воду, — усмехнулся отец.

— И каждый раз в холодную, — поддержал я.

— Лучше, чем кипяток, — философски заметила сестрица Линор.

Учитывая кое-какой собственный жизненный опыт, я был склонен с ней согласиться.

На этот раз «Горгулье» не пришлось сопровождать нас в «кильватере». Она пришвартовалась к одному из шлюзов, где была закреплена… опустим слово «намертво», и ее команда также перешла к нам на борт, где, несмотря на некоторые вялые возражения капитана флагмана, мы встретили ее лично. Хотя бы одна из встреч должна же оказаться дружеской.

— Ну, расставались мы совсем ненадолго, — нарочито бодро заметил Майк Арли. Сколько вариаций его имени мелькнуло на моей недолгой памяти? Сперва я знал его под именем Ажен Майк, затем он оказался Майком Арли, а на самом деле, хотя вряд ли кто-нибудь когда-нибудь назовет его этим именем, его стоило бы звать Майкрофтом Фейербластом, если прилично сократить его родовое имя. Он мог бы быть наследником трона Веги. Которого теперь не существовало. Вега была республикой, а ее последний правитель — проклинаемым сумасшедшим. Мало кто знал, что он не был повинен в происходивших полвека назад ужасах, кроме одного лишь последнего, что он остался в живых и, сменив все, что можно сменить, стал одним из самых известных героев Галактики. Сумев наступить на горло собственному прошлому.