Александр Левченко - Я, властелин Страница 4

— А что же, по-вашему, еще?! — даже удивляется такой наивности Зео. Кажется, вся история Перена и остального мира учит нас как раз этому!

— Я думаю, вы ошибаетесь, — качает головой Ларко, — история учит нас, что всюду нужно искать справедливые решения, ибо как раз Справедливость стоит ближе всего к Добру. И сила должна служить только им двоим.

— Сила никому не может служить, кроме ещё большей силы, — хмыкает Зео, — меня просто поражает, что вы этого не понимаете. И вообще, Ларко, с вашими взглядами лучше всего идти в священники.

— А с вашими — в мясники! — неожиданно отрубает Ларко.

Лицо его оппонента каменеет, рука тянется к короткому марджийскому мечу, но останавливается на полпути, сжавшись в кулак.

— Извините, Ларко, — цедит Зео сквозь зубы, — я вовсе не хотел вас оскорбить.

— Простите и вы меня, Зео, — холодно отвечает Ларко, — я очень сожалею, что поддался эмоциям…

Наша команда уверенно продвигается к цели в сокращенном составе, и, кажется, никто даже не вспоминает, что всего лишь день назад среди нас был Жонн. Бессмысленные вчерашние терзания оставили меня, и я теперь размышляю над неожиданно возникшей, но абсолютно закономерной словесной стычкой между Ларко и Зео, стремясь более четко определить свою собственную позицию. Конечно, справедливость — звучит красиво, но что подразумевать под этим словом?

Мои далекие предки активно участвовали в покорении гористой Таори, а один выбился даже в полковники. Что же, война, без сомнения, была жестокой и кровопролитной, но какого эпитета заслуживает её финал — полная победа Перена? Казалось бы — явная несправедливость, однако не все так просто. Ведь в результате нашего завоевания дикие до этого таорийцы приобщились к основным благам более высокой перенской цивилизации, получили письменность, не веданный ими ранее Закон. Разве это не Добро? А, с другой стороны, применение ко всем виновникам вчерашней катастрофы жестокого наказания не будет ли справедливостью, хотя и далекой от доброты?

Поглощенный такими размышлениями, я полностью доверился собственному телу, безошибочно находящему почти без вмешательства сознания верную дорогу. Однако в конце концов что-то заставляет меня вернуться к действительности, и я, осмысленно оглянувшись вокруг, вижу, что мы приближаемся к узкому ущелью, по дну которого должен пройти небольшой участок нашего маршрута. Во всех своих приготовлениях к походу я никогда не уделял особого внимания этому месту, однако трагические события прошлого дня порождают понятную настороженность. И я останавливаю претендентов неподалеку от входа, достаю из чехла небольшой самострел, заряжаю его тонким металлическим жалом и начинаю карабкаться на скалистую стену.

Если там, наверху, кто-то прячется, то он, конечно, имеет большое преимущество передо мной, и это заставляет держаться начеку и быть готовым ко всему. И не зря. Едва я достигаю более пологого места, как из-за гранитной глыбы до моих ушей доносится легкое шуршание. Я молниеносно падаю влево, и молодой таориец, неожиданно выросший в десяти шагах от меня, посылает стрелу мимо цели. Чувство чего-то непоправимого захлестывает душу, когда, ещё не поднявшись как следует, я замечаю на противоположной стене ущелья другого стрельца, но успеваю лишь пронзительно закричать: «Берегись!!!». Таориец, конечно же, не поддается на мои простодушные хитрости, и Фабет с длинной стрелой в горле медленно оседает на землю. Сам убийца в тот же миг получает в сердце смерть из моего самострела и падает головой в камни, но ничто, ничто уже не сможет возвратить жизнь, отобранную им!

Первый таориец испуганно прячется за глыбой и заливается диким призывным воплем, а я бросаюсь вниз, с ходу крича растерянным претендентам: «За выступ, прячьтесь за выступ!!!». Котилис последним запрыгивает за спасительный барьер и как раз вовремя, потому что над головами уже свистят знаменитые таорийские стрелы. Теперь незначительным оперативным преимуществом обладаем мы, и в этом быстро убеждаются самые горячие неприятельские головы, которые чересчур самоуверенно бросаются к мертвому Фабету и для которых осознание собственной ошибки после точного залпа перенских самострелов становится последним в жизни. Тем не менее в целом наше положение не вызывает никаких иллюзий относительно легкого спасения, а если в ближайшее время мы не сможем чего-нибудь придумать, то оно вообще превратится в практически безнадежное.

К счастью, легкий ветерок дует в направлении таорийцев, и это порождает определенные надежды на то, что врага удастся обмануть. Вот только вопрос, куда нам двигаться, чтобы избежать неравной стычки? Я созываю небольшое военное совещание, и мы быстро приходим к общему мнению, что нужно попробовать проскользнуть в сторону, поскольку отступление обратно таит в себе наибольшую опасность преследования и печального для нас финала.

Итак, прислонившись лбом к скале, я коротко прошу у Богов поддержки и, заранее поблагодарив их, берусь за дело. Небольшой брусок вещества, густой черный дым от которого неплохо служит для подачи сигналов, не представляет никакой опасности для здоровья, однако все мы надеемся на то, что наши враги не будут убеждаться в этом с помощью собственных носов. И действительно, печальный опыт последнего поколения бунтовщиков, с недавних пор соприкасающихся с этим новым достижением перенской военной мысли, играет свою роль, и едва первые, ещё совсем редкие клубы дыма начинают подниматься вверх от брошенного мной бруска, как в стане таорийцев слышатся панические возгласы: «Черная смерть, черная смерть!!!», и отчаянные вояки бросаются врассыпную, словно испуганные цыплята. Пользуясь этим, мы выскакиваем из-за своего укрытия и, повернув налево от ущелья, во весь дух бросаемся бегом вниз по склону. Потом поворачиваем направо, продираемся между массивными выступами твердой породы, проходим сквозь небольшой природный туннель и только здесь позволяем себе немного уменьшить скорость. После страшного нервного напряжения наступает неминуемая расслабленность, и я не сопротивляюсь ей, поскольку считаю, что непосредственная опасность уже миновала. Откуда же мне знать, что судьба готовит нам ещё один жестокий урок?

Я огибаю очередной скалистый выступ и неожиданно оказываюсь с глазу на глаз с высоким мощным таорийцем. Для него эта встреча также неожиданна, однако его меч уже хищно вздрагивает в руке, в то время как мой смирно покоится в ножнах. И поэтому мне ничего не остается, как броситься вперед с пустыми руками и попробовать схватить соперника за правое запястье. Однако таориец совсем не новичок в подобных делах, чему свидетель — резкая боль в моем левом боку. Она заставляет тело инстинктивно отпрянуть, и я, зацепившись ногой за камень, падаю навзничь, успев только воскликнуть короткое «А-а!».