Сакё Комацу - Времена Хокусая Страница 4

— Можно здесь где-нибудь остановиться? — спросил я.

— Заезжих дворов поблизости нет, — ответил мужчина. Только деревня. Но народ там лютый, чужих не любит…

— А как называется деревня? — спросила жена, указывая рукой на домишки.

— Эдо.

— Эдо?! — она даже подпрыгнула от удивления. — Неужели Эдо?! А где замок сегуна?

— Чего?.. Отроду не слыхал про такое. Деревня — Эдо, а река — Сумида, — повторил мужчина глухим голосом и, махнув рукой в сторону плато, добавил: — Вон там… когда-то стоял город… Большущий! Чуть ли не самый большой в мире. Токио назывался… Не то он сгорел, не то завалило его… Теперь тут ничего нет — одна земля.

Я схватил жену за локоть. Тоже мне водитель — на два столетия ошиблась.

— Может, рыбки отведаете? — спросил рыбак, повернув к нам лицо со странной, застывшей ухмылкой.

Мы ахнули. Чудовищный рот от уха до уха. Его лицо было отмечено явными признаками наследственного вырождения. Типичнейшие последствия радиации.

К нам протянулась трехпалая рука. В ней билось что-то скользкое и блестящее.

— Вот это и есть белая рыба, — снова услышали мы, — а еще ее зовут трехголовкой, оттого что у нее три головы… Только в наших местах водится… Вкусная — страсть!..

Саке Комацу

БУМАГА ИЛИ ВОЛОСЫ?

Прежде чем начать повествование, предупреждаю вас: читайте как можно быстрее! С такой скоростью, на какую вы только способны! Иначе я не могу поручиться, что вам удастся дочитать эту историю до конца.

Только не перескакивайте, не читайте по диагонали. Ведь я умею рассказывать лишь по порядку, и, если вы пропустите много, от вас наверняка ускользнет то, на что я хочу обратить ваше внимание. Ах, как было бы хорошо, если бы вы узнали, чем кончится эта история… Во всяком случае, я очень, очень надеюсь… Ведь в конце… Словом, я страстно желаю успеха одному человеку, ибо его опыт… Что? Вы говорите, чтобы я не тянул и сразу выложил суть дела? Но я же предупредил, что умею рассказывать только по порядку. Такой уж у меня характер. Я и сам мучаюсь. Один раз я чуть не сломал себе шею и чуть не вылетел с работы из-за своего проклятого характера. И если бы не одно скандальное происшествие, не бывать бы мне больше репортером…

Так с чего же начать? Даже не знаю. Впрочем, всегда надо начинать с самого начала. В тот вечер, когда это случилось… Ну, пожалуйста, не подгоняйте меня!

Так вот, в тот вечер я был у моего приятеля Номуры. Мы пили до утра. Номура — молодой, очень способный биохимик. Он заключил контракт с одной крупной фирмой и теперь работает для нее над какой-то проблемой. Разумеется, за солидное вознаграждение. Хотя вообще-то он не от мира сего, маловато у него здравого смысла. С сумасшедшинкой человек.

В тот вечер приглашение мне передала его сестра Маяко. Они собирались провести сеанс гипнотического ясновидения.

Надо сказать, что эта девица под стать своему братцу. У нее тоже не все дома. Она увлекается спиритизмом и, как говорят, обладает даром медиума. Ну, меня-то все это нисколько не интересует — всякие там духи и ясновидение. В доме Номуры меня интересовало другое — «Джонни уокер», виски с импозантной черной этикеткой. О, у Номуры всегда есть запас спиртного! Бывало, за ночь мы с ним высасывали бутылки три «черного Джонни». Это дорогой напиток, он не по карману какому-нибудь репортеришке, вроде меня.

У Номуры была странная привычка пить, закусывая бесконечной болтовней своей сестры. Маяко впадала в транс и начинала нести несусветную чепуху. Но что поделать — у каждого своя причуда. Говорят, в былые времена одна куртизанка, любовница князя Оути Фурути с Икэнохаты, засыпала только тогда, когда князь щелкал крышкой своих золотых часов. Потом она заболела, и мудрый старец Оути ежедневно ломал не «один десяток золотых часов, щелкая крышкой у ее изголовья»…

Так что в сравнении с этим привычка Номуры, пожалуй, не казалась странной. И все же ясновидящая девица Маяко основательно раздражала меня. Представьте себе: ни с того ни с сего впадает в транс и начинает предсказывать. И несет околесицу всю ночь. Ужас! Чтобы не быть голословным, приведу пару примерчиков: «… Марсиане питаются капустой, квашенной по-корейски, то есть с чесноком. У них дурно пахнет изо рта. Можно заработать большие деньги, если экспортировать на Марс ароматическую жевательную резинку…» Или: «… Будущее принадлежит тараканам-прусакам…» Послушаешь часок этот бред, и начинает трещать голова.

В тот вечер, уже пропустив изрядную порцию виски, я спросил Номуру:

— Скажи, а предсказания Маяко-сан сбываются?

— Как бы не так! — живо отозвался Номура. — Да тебе-то что? Пусть болтает. Слушать ее — все равно что слушать LP…[2] Ну, бывает, что одно из ста… Правда, на всякую гадость у нее есть нюх. Когда предскажет что-то плохое, так и жди какого-нибудь свинства…

— Случится ужасное! — крикнула вдруг Маяко странно изменившимся, замогильным голосом.

Я вздрогнул и посмотрел на нее. Она вперила вдаль невидящий взор. Мне стало страшно: вдруг она возьмет да и предскажет, что я на ней женюсь!

— А что именно случится? — спросил я.

— Это имеет отношение к научным изысканиям брата…

Теперь настала очередь Номуры испугаться.

— Что случится с моими изысканиями?

— …Утром… рано… — вещала Маяко. — На улицах никого, пусто… Вот появился разносчик молока… Ставит у дверей бутылки со странными, узкими горлышками… Вот оно! Вот оно!.. Вон идет странный человек с тачкой… В ней что-то похожее на листы жести…

— Как, это жестянщик?

— Н-нет… кажется, нет… Он засовывает под каждую дверь по жестяному листу… Что же это? Что же?

Внезапно голова Маяко бессильно опустилась и она громко захрапела. Теперь будет спать остаток ночи, все утро и весь день. Проснется только к обеду. Я повернулся к Номуре. Его лицо было кислым.

— Над чем ты работаешь? — спросил я.

— Не могу сказать. Это секрет фирмы, — ответил Номура, выливая в рюмку остатки виски. — Если газетчики узнают, над чем я работаю, так не оберешься хлопот… Ну, что ж, пожалуй, нам тоже пора на боковую, а?

— Подумать только, уже утро, — ответил я, взглянув на часы. — Скоро первая электричка. Поеду домой и высплюсь хорошенько.

— Ну, конечно, ты ведь можешь заснуть только под своим засаленным одеялом. — Номура, потягиваясь, поднялся. — Что ж, доброго тебе утра и спокойного сна.

Было самое обыкновенное утро. Безлюдную улицу окутывал туман. Мелькнул неясный силуэт собаки. На перекрестке стоял молочный фургон. Шофер, разинув рот, смотрел на полки, залитые молоком. Очевидно, от встряски повалились бутылки.