Наталья Иртенина - Меч Константина Страница 40

— Ладно, все понятно, найди адрес их московского офиса.

Уже несколько минут снизу поступали сообщения о появлении первых снайперов. Их обезоруживали и сажали под замок в глухой подсобке уборщиков.

Вся операция должна была продлиться не меньше полутора-двух часов. Я пристроился на диванчике в темном коридоре и заснул. Все равно от меня здесь никакого толку, а глаза просто склеивались.

Проснулся я оттого, что кто-то рядом разговаривал. Спросонья мне показалось, плачет Василиса и кто-то ее успокаивает. В темноте я разглядел двоих возле стены на полу. Меня они как будто не видели. А я не стал им мешать.

Но это была не Василиса. Плакал на полу Кир. Рядом с ним сидел Паша и, кажется, гладил его по голове.

— Поплачь, поплачь. Все худое и выплачется. Эх, дите… Кто ж тебя так сурово обидел…

— Мамку… вспомнил, — всхлипывал Кир. — Задавили ее.

— В аварию попала?

— Не-ет. К нам домой тоже пришли… эти, которые сегодня…

— Стригуны? — догадался Паша. — У, лишаи стригущие…

— У нас тоже денег не было. Тогда они… мамку… как сегодня эту… в уплату использовали.

— Ох… Вот значит, чего ты на них так…

— И за-да-вили, — глухо проревел Кир и вжался лицом в Пашу.

Паша обнял его.

— Война… такая сука… — тихо произнес он.

— Дядя Паша, — Кир поднял голову, всхлипнул, — я больше не буду тебя убивать.

Малыш опять прижал его к себе.

— Эх ты, дите, — повторил он, вздыхая.

— Я с тобой останусь, в отряде, — говорил Кир. — Ты меня никуда не отдавай, ладно?

Минуты две они молчали. Потом Паша опять вздохнул:

— Куда ж вы мне двое… у самого ни жены, ни дома нормального…

Это он про Катюху вспомнил, усыновленную свою, сообразил я. А теперь, значит, и Кира собрался туда же… удочерять, наверное. Я всегда говорил, что Паша — мировой парень. Даже У меня в глазах защипало.

Но тут в коридор брызнул свет из двери штаба «соплей», и началось какое-то движение. Паша поднял Кира с пола и увел. Я тоже встал и пошел вниз вместе с командиром и еще тремя нашими. Операция по обезвреживанию местных «соплей» близилась к концу.

Убивать их, безоружных, мы, конечно, не собирались. План командира заключался в том, чтобы просто вывести их из игры. Каждому снайперу СОПЛа полагалось быть строго засекреченным, Даже родственники не должны знать, чем он занимается. На работу они выходили только в масках. Никто никогда не видел их на улицах. Зато результаты их работы видели все. И все боялись стать очередным результатом. Ведь никто не знал, кого им взбредет в голову ликвидировать следующим, наводя неведомый порядок. Кого они посчитают нелояльным этому самому порядку. Самое интересное было в том, что любой мог встретиться с убийцей лицом к лицу, когда он без маски в свободное от работы время покупает, например, колбасу. А на лице у него не написано, что он убийца. Штатный киллер городской администрации. Между прочим, услуги такого киллера могли купить и простые граждане. В неофициальном порядке. Задорого. И если сумеют сами выйти на него. Рассекреченного же каким-нибудь образом снайпера быстро списывали со службы и отбирали у него рабочий инструмент. Чтобы желающие не выстраивались к нему в очередь делать заказы. А также для спокойствия граждан — чтобы не пугались, вот, дескать, среди нас гуляет киллер. Наверное, официально считалось, что нерассекреченный снайпер не гуляет среди граждан. Или беспокоит меньше.

Вот командир и придумал их скопом рассекретить. Сфотографировать каждого в фас и профиль да вывесить в Интернете. И по городу расклеить распечатки снимков. Фотографированием, естественно, занялся Папаша. Снайперов выводили на процедуру по одному, потом запихивали обратно. Всего их оказалось тринадцать человек. И за каждым тянулся длиннющий кровавый хвост. Они не выглядели как маньяки. Они были похожи на нормальных людей. Это-то и казалось дико ненормальным. Почему нелюди не обрастают шерстью? Это неправильно.

— Какой порядок они наводят? — спросил я Фашиста.

Он покопался в кармане, достал мятую однодолларовую бумажку. Расправил и ткнул пальцем в надпись под пирамидой с глазом.

— Вот этот. Тут по латыни — Новый мировой порядок.

— А глаз — надсмотрщик? — догадался я.

— Он самый.

— Они всех переубивают?

— Всех нет. Им нужно какое-то количество дешевой рабсилы. А излишки сократят. Под самыми гуманными предлогами, будь спокоен, как и полагается доброжелательным оккупантам.

— Как это?! — не понял я, — В гитлеровских концлагерях людей пускали на мыло, потому что не хватало мыла?

— Вот именно, — серьезно кивнул Фашист. — Ход мысли аналогичный. Стригуны, например, убивают тех, кого уже обобрали до нитки. Это их способ борьбы с бедностью. Очень эффективный.

Из здания администрации мы вышли на рассвете. И только собрались расклеивать на стенах снайперские рожи, как выяснилось: в городе поднимается что-то вроде бунта За ночь среди жителей разлетелись слухи о нашей стычке со стригунами и каким-то образом — о нападении на администрацию. Улицы уже не были пустыми. Тонкими струйками народ стекался к центру города. Там бойко и деловито шла запись в дружинную сотню. Наш отряд встретили как спасителей и героев. Свежеиспеченные дружинные ополченцы, взволнованные и немножко испуганные собственной храбростью, подбадривали себя криками. Какой-то парень, чем-то напоминающий нашего Фашиста, только без очков, возбужденно повторял: «Ну надоело же! Живешь как не у себя дома!» И смотрел вопросительно, будто пытался понять, действительно ли всем надоело так же, как ему.

— Ну вот, — радостно смеялся Ярослав, обращаясь к командиру, — а ты говорил, нужно в каждой деревне устраивать курсы по самообороне. Нашему человеку не надо никаких курсов. Отечественный инстинкт свое всегда возьмет. Их просто перекормили миром и безопасностью…

Однажды Премудрый сказал мне: «Мы не против мира. Мы против подделок под мир, которыми прикрывают эту тотальную войну»… Самое удивительное — ни «кобр», ни патрулей не было ни слуху ни духу. Зато отряд ополченцев, вооруженных кто чем, но больше железной арматурой, выдернул из постели самого городского главу и некоторых его приближенных шишек. Их пригнали на площадь в чем взяли и стали решать, что делать. Одни кричали — замочить в сортире, другие — посадить в подвал, на хлеб и воду. Примирил всех Паша. Он предложил свой универсальный метод:

— Да выпороть и отпустить на все четыре стороны.

На том и порешили. Только мы на экзекуцию не остались. Нам надо было идти дальше совершать подвиги.

Остановил нас только колокольный звон, как-то неожиданно грянувший над городом и похожий на набат. Мы обернулись на колокольню, и тут младший Двоеслав взмолился: