Александр Усовский - Эра негодяев Страница 40

Одиссей сидел за столом, и осознание того, что он сейчас, своими собственными руками, подставляет старинного друга под уголовное наказание — за преступление, которое совершает сам — начисто отбивало у него аппетит.

Игорь отставил в сторону тарелку с недоеденным шашлыком, дёрнул его за рукав.

— Саня, ты мне не нравишься. Выезжали — был бодрый, а сейчас — будто уксуса хлебанул от пуза. Что случилось? — Игорь всерьез начал беспокоиться за душевное состояние своего партнера.

Нет, так нельзя. Будь что будет — но так нельзя! Бесчестно держать в неведении человека, который завтра, может быть, по твоей вине окажется за решеткой.

Он поднял глаза. Игорь тревожно смотрел на него — и было видно, что ничегошеньки не понимал. Одиссей набрал воздуха — как будто перед прыжком в воду — и сказал:

— Короче, Игорек, мы не просто пианино везем в Венгрию.

— Оп-па! А что еще?

— В двух первых пианино, что погрузили в самом начале — помнишь, на них еще я черные крестики фломастером поставил? — так вот, у них внутри, вместо всяких струн и молоточков — по четыре пусковые установки ракет. Марки 'стрела-два'.

Над столиком зависла тревожная тишина. Игорь перестал жевать, медленно отложил в сторону вилку, что-то в уме подсчитал — и, подумав минут пять, затем выдал:

— То есть к продаже у нас только двадцать пять роялей?

Одиссей ожидал чего угодно — но не такого вопроса. Он что, реально такой тупой — или просто прикидывается?

— Игорь, ты что, не понял, что я только что сказал?

Директор фирмы 'Авитекс' покачал головой.

— Саня, я не глухой. Две рояли, что мы погрузили в машину, ты использовал в качестве ящиков для своих ракет, выдрав, насколько я понимаю, сердцевину. Рояли от этого стали неликвидными. Стало быть, выручка будет на девятьсот долларов меньше. — Игорь почесал переносицу, а затем добавил: — Я считаю, что этот убыток должен быть компенсирован из твоей доли. Если ты не против, конечно….А если это у тебя коммерческий груз — ты, по совести, должен со мной поделиться прибылью.

Одиссей молчал, пораженный. Вот это выдержка! Вот это коммерческая хватка! Ай да Игорек, ай да молодец! Он улыбнулся и спросил партнёра:

— То есть то, что от имени твоей фирмы сегодня ночью или завтра утром через границу будет переправлена военная контрабанда — тебя не очень пугает?

Игорь отрицательно покачал головой.

— Совсем не пугает. Контрабанда как контрабанда, ничем не хуже иной-прочей. То, что рассказал мне об этом до того, как наша фура в колейку стала — молодец. Но если ты думаешь, что я сейчас начну заламывать руки и рыдать — 'Ах, как ты мог, подлец, ты обманул меня и бросил с дитём!' — то не вижу причин. — Тут господин Шешко внимательно взглянул в глаза Одиссею и, хитро прищурившись, спросил: — Погодь…. Это что ж получается? То есть ты всю эту музыку с роялями задумал именно для того, чтобы свои ракеты через рубеж переволочь?

— Вроде того.

— И деньги, стало быть, на эти рояли ты взял у тех, кому эти ракеты до зарезу нужны по ту сторону?

— У них.

— Стало быть, эта перевозка не коммерческая?

— Если честно — то убытки составят три с половиной тысячи долларов где-то. Если все пройдет так, как я рассчитываю.

Директор 'Авитекса' настороженно спросил:

— Но я все равно получу свою половину от восьми тысяч той прибыли, что ты мне так красиво нарисовал?

— Все равно получишь — и не половину, а всю. Более того — я тебе эти восемь косарей прям сейчас могу отдать!

Игорь облегченно вздохнул.

— Ну, вот и славно. Считай, что я санкт… сацк… короче, разрешил тебе эту операцию. Будешь в Будапеште наливать. — Игорь с видимым удовольствием положил в рот последний кусок шашлыка, тщательно пережевал, вытер рот снежно-белой салфеткой, и сказал: — Ну, все, я поел. Ты свое мясо заверни с собой — раз не было аппетиту. Заплатил же.

— А прибыль?

— Саня, ты, я вижу, меня совсем за жлоба держишь. Обидно, между прочим! Отгоним твои рояли в славный город Будапешт — там меня и рассчитаешь. Или даже уже дома, когда горошек продадим. Я ж на весь цикл нанимался…

Вот так ему удалось снять с плеч так тяжко давивший его груз. На душе вдруг стало легко, захотелось петь — и он завел вполголоса 'Как на черный Терек ехали казаки'. Игорь подхватил с припева, и под залихватское 'Эх, любо, братцы, любо!' они тронулись от гостиницы.

Ехать было недолго — буквально через десять минут они ткнулись в хвост небольшой, машин сто, колейки.

— Будем стоять? — Выражение лица Игоря ясно говорило о том, что стоять ему — нож острый.

— Машин где-то сотня. Считай, пятнадцать штук в час, плюс блатные — где-то к шести вечера будем на таможне. Давай в Домачево!

— Как скажешь, чиф. А там что, колейка поменьше?

— Там — да. Сюда едут разные минчане и прочий дальний люд, а там проходят границу местные. К трем будем в Польше!

К трем они, правда, границу не пересекли, но к четырем уже стояли под навесом пункта пропуска.

Досмотр был быстрый, достаточно профессиональный, и вся процедура таможенного и пограничного догляда обеими сторонами заняла минут сорок. Игорь, правда, немного опасался за исправность габаритов, но, к счастью, они работали нормально.

К четырем по польскому времени (которое, как известно, отстает от белорусского на час) они и подъехали к придорожному кафе у городка Ленчна.

Аккуратная пани принесла исходящие благоухающим ароматом галенки, глубокие миски с супом, поставила на стол запотевшую бутылочку 'Окоцима'.

Игорь укоризненно покачал головой.

— Оба-на! Саня, у тебя совесть есть? Ты будешь пиво жрать, а я слюной исходить?

— Я тебе кофе заказал. Ну что я сделаю, не могу я галенку без пива есть! Доберемся завтра до Кракова — я тебе три литра возьму.

— Не-а, это перебор. Послезавтра ж за руль все равно садится… Ладно, жри свое пиво. Провокатор…

Поев, они минут десять постояли на берегу реки, полюбовались весенним пробуждением природы. Снег еще лежал по обоим берегам, но уже сероватый, ноздрястый. Лед на реке сохранился лишь у самого уреза воды, а дальше, к середине, где течение огибало несколько упавших в реку старых деревьев — льдом уже и не пахло. Весна!

— А помнишь, Саня, как в восемьдесят девятом, в мае, ездили под Молодечно? В Вязынку? Не помню уж, на чью родину — не то Коласа, не то Купалы…. Во погудели знатно! Там тоже речка похожая была. Кент твой, как его, Юрка, все нас уговаривал поменьше пить, а потом совестил утром, когда Рома возле палатки наблевал. Помнишь?

— А то! Сначала все было чин чинарем, с эстрады стишки какие-то волосатые хлопцы и девки в очках читали; потом костер, ну а потом, известное дело…. Кстати, Вязынка — это родина Янки Купалы, чтоб ты знал. Как тогда Алекс умудрился двадцать бутылок 'Арпачая' пронести, до сих пор поражаюсь! Ведь шмонали нас тогда комсомольцы и у электрички, и уже на платформе, и палатки обыскали…