Эдуард Геворкян - Темная гора Страница 40

— О чем ты говоришь? — удивился базилей, оборачиваясь к нему. — Впервые слышу я о плавающих горах!

— Нет-нет, — продолжил Медон, не поднимая головы, — все так и было! Когда утомленные путники увидели темную гору, что выше всех гор, — это случилось после того, как вы миновали вращающийся огненный остров, на котором бронзовые псы гонят серебрянных оленей. Все чудовища моря и островов так не могли напугать вас, как эта гора. Страх непонятный вас обуял…

— Кого обуял страх?! — вскричал базилей. — Уж не повредился ли ты рассудком, Медон? Всякое мне встречалось в пути, но ты рассказываешь о несуразице полной! Поверь, я навидался измен, но память еще мне верна.

— А память твоим спутникам повредили хитрые поедатели лотоса, — бубнил себе под нос Медон, — и те лотофаги многих лишили дома, друзей и семьи, взамен подарив ложное счастье и ложный покой. Но ты избежал этой участи и вернулся на Итаку…

Полит заметил, как базилей поднял руку, собираясь хлопнуть по плечу Медона, но так и застыл, потому что в этот миг Арет, внимательно слушавший невнятное бормотание, негромко сказал:

— Не боги ли вещают его устами? Может, и впрямь предстоит нам увидеть все эти диковины!

Покачал головой Одиссей:

— Мог в нем пророческий дар открыться, не спорю. Но только речь он ведет не о будущем, а о моих скитаниях прошлых. Не было на нашем пути островов, столь необычных. Думаю, в трезвой его голове все смешалось — сказания аэдов, предания старцев и мореходов рассказы.

Медон встряхнул головой и провел по глазам ладонью.

— Трижды и трижды ты прав, базилей, — бодро сказал он. — Долгое воздержание от вина наносит ущерб моему организму. Сам не пойму, откуда вдруг странные эти картины! Я слышал не раз о твоих подвигах и скитаниях, но только сейчас вспомнилось о лотофагах и огненном острове. Не могу лишь припомнить, кто мне поведал о них. Но если не видел и впрямь ты темной горы, что плыла по воде…

— О какой это горе вы там болтаете? — раздался голос Филотия. — Уж не о той ли, что плывет нам навстречу?

Все ближе и ближе приближалось к ним необычное судно. И впрямь, было оно подобно горе, только не камень и глина тело горы рукотворной составляли, а листы из металла. Выше мачты самого большого корабля уже поднялась острая вершина, а плавающая громадина все росла и росла. Вот стали видны красные и черные пятна на обшивке, а там, где в широкое основание плавающей пирамиды били волны, водоросли обрамляли узкой опоясывающей лентой.

— В стадий почти высота этой дряни, — благоговейно прошептал Арет. — И сдается мне, вся она тоже из железа!

— Весел не видать, — подал голос Филотий. — Может, хозяева этого чуда давно перемерли? Тогда и оно нам достанется. Столько добра! Тебе, базилей, придется войско нанимать для его охраны.

— Не знаю, есть ли в том нужда, — ответил Одиссей. — Упадет в цене сразу металл драгоценный. Да и еще неизвестно, мы ли будем с добром или сами станем добычей.

Медон задрал голову и пытался оценить размеры вздымающейся громадины. Он что-то шептал беззвучно, а потом махнул рукой и отвернулся, сказав, что это противоестественное сооружение не может плавать, а между тем плавает. Такое попрание здравого смысла ему противно.

Велел базилей Политу позвать Калипсо, а потом крикнул вслед, чтобы и детей разбудили, а слепому наверх помогли бы подняться.

Кинулся юноша к башне, но успел расслышать, как озабоченно сказал Арет о том, что если наедет на них эта гора, то либо сразу утопит, либо сначала раздавит об медь, а после утопит. Полит стремглав скатился вниз, каждый миг ожидая толчка или удара. Нащупал на лежаке Ахеменида, растолкал, а на вопрос Калипсо, бодрствующей во тьме, тихо передал повеление базилея.

Вскоре все были на палубе.

Пирамида остановилась, не доплыв нескольких стадий до «Харраба». Увидев ее, прекрасная Калипсо замерла, как изваяние, и в глазах ее Полит увидел страх. А потом и базилей заметил ее испуг, подошел и обнял за плечи.

— Мне рассказывала мать о плавающей горе, — прошептала Калипсо. — Если это она, то мы погибли. Лучше бы пасть в бою или утонуть, чем попасть в руки гадиритов.

— Но где же тогда их знак? — спросил Одиссей.

Недобро прищурился Арет, настороженно оглядывая темный треугольник, Филотий нагнулся и поднял с палубы копье, а Полит подался назад, к двери в башню, чтобы сразу же подать базилею щит, если в том возникнет надобность. Слепой Ахеменид сидел на палубе и, ухватившись за Медона, что-то негромко спросил, но Медон лишь отмахнулся и вырвал край одежды из цепких пальцев слепца.

Полит улыбнулся. Ему не было страшно. Разве Медон не обещал им скорого спасения! Вот и вышло так, причем дивное судно, нависшее над ними, сулило надежду на новые приключения. Что, если это плавающая обитель богов, своего рода морское подобие Олимпа Фессалийского? Может, за ним это судно пришло, чтобы открыть истину о его рождении? Вдруг окажется, что отцом Полита был некий бог, сошедший к его матери в личине ее мужа? Мысли эти сладко кружили голову, еще немного, и он выступил бы вперед, дерзко оттолкнув базилея, чтобы приветствовать посланцев Крониона, а то и самого…

Скрипучий голос Филотия заставил его вздрогнуть.

— А ведь они боятся тоже сесть на мель! — гаркнул старый кормчий.

— Они в нее уперлись, — сказал Арет. — Хотел бы я знать, как теперь до нас доберутся?

Ответ последовал сразу.

Где-то почти у самого основания пирамиды с тихим скрипом распахнулись железные врата. Из черного полукруга вылетела стрела, взмыла по высокой дуге и опустилась прямиком на палубу, за спинами базилея и его спутников. Маленький Латин, который, раскрыв рот, стоял рядом с сестрой и не мог оторвать глаз от диковинного зрелища, с радостным криком бросился к стреле и принес ее к отцу.

У стрелы не было острого жала, но зато к ней была прикреплена тонкая нить, уходящая в воду.

Одиссей понимающе покачал головой.

— Хитро придумано, — сказал он. — Все равно нас не оставят в покое…

И с этими словами он принялся наматывать нить на стрелу. Вскоре показалась крепкая бечева, привязанная к концу нити, а за бечевой вытянули и витой канат. Филотий сделал петлю и накинул ее на штырь, торчащий на носу «Харраба».

— Ну, что дальше? — пробурчал старый кормчий. Со стороны плавающей горы послышались слабые, но частые щелчки, канат дернулся, вылез из воды и, натянувшись, зазвенел, как тугая тетива. Громкий скрежет и содрогание палубы сказали о том, что корабль сходит с мели.

— Да они нам все днище развалят, — крикнул Филотий и добавил еще два-три слова, но осекся, глянув на Калипсо.